Игорь Шестков - Сад наслаждений

Невеста благоразумно молчала. А подвыпивший жених вступил в спор с гостившим в это время у Зубовых геологом Тихоновым, только что вернувшимся из Афганистана. Когда отзвучали дежурные тосты, Тихонов заговорил о наболевшем.

Осторожный Зубов-отец попытался остановить гостя. Не вышло. Не выдержал, ушел от греха в кухню, сварил себе кофе и начал пить, посасывая по детской привычке маленький кусочек колотого сахара. А в это время в столовой за праздничным столом не на шутку разгорелись страсти.

Тихонов сорвал в споре голос и хрипел.

— Понимаешь, я сам видел, сам. Я тюрьму эту проектировать помогал, шурфы бурил даже. Прямо на базе. В восьмидесятом. Сотни камер. Все под землей. И во всех — люди! Понимаешь, люди! В кровище, в блевотине! Руки всем за спиной связали проволокой. На глаза повязки надели. Камеры закрыли и двери забетонировали. А в вентиляционные отверстия гранаты побросали. Человек восемьсот там осталось. Только в одной северной тюрьме! Как представлю, плохо становится. А вдруг они до сих пор не умерли там, копошатся, воду ищут, помощь ждут?

— А командующие знают?

— Они приказ и отдали — всех там заморить.

— А тебе наших бойцов не жалко? Им там головы отрезают, кастрируют, вспарывают им животы…

— Это чужая земля, мы туда сами поперли с танками и артиллерией!

— По-твоему — наше руководство что, ослы и убийцы?

— Да, Сереженька, не хочу тебе праздник омрачать, но наша партия и правительство — ослы и убийцы! Понимаешь, надо что-то делать! Мы же не фашисты!

— Так ты же тоже в партии, Гена, и я…

В комнату вошел Зубов-старший и попытался погасить костер.

— Ладно, Гена, завтра подумаем, что делать. Сам понимаешь, нам не вся информация доступна. Там, наверху, больше нашего понимают. Горько, горько все это… Надо подсластить! Горько! Горько!

Зубов и Маринка встали и поцеловались. Маринка так театрально изображала страсть, что всем стало неловко.

Гена уронил голову на руки. Мадам Зубова гладила его по голове и приговаривала:

— Ничего, ничего, Генаша, ты об этом обо всем не думай. Будешь много думать — в тюрьму попадешь!

Тихонов поднял голову и просипел:

— Вот! Вы единственная правду сказали. Будешь думать — в тюрьму. Кляп в рот, повязку на глаза. Будешь болтать — донесут, посадят, попробуешь что-нибудь сделать — убьют без суда. Ты зачем, Серега, сюда вернулся? Пулю в затылок захотел?!

— А ты зачем в Афганистан поехал, если ты войну’ несправедливой считаешь? За… Длинным рублем покатил? Шурфы бурил, думаешь мы не знаем… Нефть искал и золото. Чтобы качать и продавать Западу за валюту. А афганцам шиш. И не нашел ни черта. За это тебя оттуда и выперли. Ты и тюрьму’ сам построил. Чего теперь рыдать? Сами строят тюрьмы, а потом партия и правительство виноваты. Все время кто-то другой виноват. Ты еще скажи, моя вина… Ты еще поучи. Ты укусить хочешь. Потому что ты барсук. Жили под лавочкой барсуки!!!

Пьяный Зубов был мало похож на Зубова трезвого. Зная это, он не пил — боялся самого себя. Опасался того, что его собственное «я», освобожденное от страха, присоединится к чудовищам вокруг пьедестала. Боялся раздвоения личности.

После свадьбы молодые уехали отдыхать в Друскеники.

Купались там в прохладных озерах, гуляли по лесу. Пили невкусную минеральную воду. Каждый вечер ходили в кафе, ели литовские сосиски. Через три недели вернулись в Петяринск.

И тут Зубов нарвался на первую неприятность. Оказалось, все время, что они были в Литве, в маринкиной квартире жил Винтергартен. Спал на новой софе, купленной родителями Зубова. Пил зубовский кофе. На недоуменные вопросы мужа Маринка ответила почти дерзко, хотя и логично.

— Ну что же поделать, где-то ему надо жить! У него семейная драма, жена грозит самоубийством… А моя квартира стояла пустая. Потерпи, он через неделю уедет. Он даже не друг, так, знакомый, но он все-таки человек, а не собака, на улицу не выгонишь. Я надеюсь, ты не ревнуешь? Это было бы ужасно, я из-за этого уже два раза разводилась!

Тут Лямина немного прилгнула для красоты, первый раз она развелась из-за того, что изменила мужу сразу после свадьбы, но еще до первой брачной ночи, второй муж застукал ее голой в постели с собственным отцом. И терпел это целый год. Но потом не выдержал, устроил дикую сцену в библиотеке и сошел с ума. Знал об этом весь Петяринск. Только Зубов ничего не знал…

— Мариночка, но у нас только одна комната…

— Он будет спать на кухне, на надувном матрасе.