Когда Зубову исполнилось тридцать восемь, он женился. На Маринке Ляминой. Только месяц как разведенной.
Познакомились они в институтской столовой. Из-за тесноты или по каким-то другим причинам поставила Маринка свой подносик на столик Зубова. Он доедал в это время картофельную зразу под грибным соусом. Гадал — начнется у него от этого соуса понос или нет. Вытягивал ноги и посматривал на свои, уже порядком изношенные, но еще живые, немецкие ботинки.
— Вы позволите? — мягко спросила Лямина.
В ее голосе ему послышалась усталая пресыщенность избалованной вниманием мужчин провинциальной дивы.
Зубов хотел ответить, но подавился, закашлялся. Проклятая зраза пошла не в то горло. Слезы выступили на его темных печальных глазах.
Маринку такое развитие событий вполне устраивало. Она присела, улыбнулась обворожительно, показав здоровые кукурузные зубы, разрезала котлетку, глотнула компота, склонила кокетливо свою блондинистую головку.
— Пожалуйста, буду рад… — пробормотал прокашлявшийся, покрасневший Зубов тогда, когда в его согласии уже никто не нуждался. Понял, застыдился и сделал вид, что его бешено интересует содержимое зразы.
— Вы Зубов, да? Михаила Алексеевича сын? Вы в Мюнхен ездили и вернулись?
— Был, был, в колыбели фашизма. И вернулся в родное Зауралье…
— Видели там дом Кандинского и… Как же ее зовут? Картинки такие красненькие и зелененькие рисовала.
— Мариэтта Шагинян?
— Ха-ха-ха! Нет, ну как же ее… Габриэль Мюнтер.
— Может быть и видел, не помню…
— Как я вам завидую! Всю жизнь мечтала побывать на Западе.
— Ну да… Запад — не в луже лапоть… А вас как зовут?
— Марина. А вы в Старую Пинакотеку ходили? «Страну лентяев» видели Брейгеля?
— Нет, я знаете, искусством… Не шибко интересуюсь. Вот на выставке автомобилей был.
— Ничего там не купили?
— Шутите? У отца жигуль. И то хорошо. Есть на чем на дачу’ ездить. Или за грибами…
— А у вас большая дача?
— Дом деревенский переоборудовали. На озере, недалеко от Новокрасноглазово… Хотите, съездим туда, если отец машину даст?
Сказав это, Зубов смутился.
Ни разу в жизни прямой напор на особу женского пола не приносил ему успеха. Отвечали ему обычно или грубо или так жеманно, что всякая охота продолжать атаку проходила.
— С удовольствием. А о машине не беспокойтесь, я на колесах. У меня москвич. Вот, возьмите записочку, тут мой телефон, позвоните вечером.
Затем твердо посмотрела Зубову в глаза и сказала особенным тоном: «Вы хороший!»
Допила компот, подняла поднос, поправила сумочку на плече и удалилась. Зубову стало не по себе. Он почувствовал, что втюрился. И испугался.
Страх опустился в живот и поднялся оттуда тошнотой. Зубов побежал в институтский туалет и, едва успев закрыться в грязной кабинке с расписанными шариковой ручкой стенами, выблевал весь свой обед в унитаз. И соус и салат и зразу.
Когда блевал, читал надпись прямо над толчком: «Ищу пизду поуже и хуй потолще! Исполнение тайных желаний! Приходите к Вовику в общагу. Комната номер 359. Ебись конем, пионерия».
Страх?
Да, страх. Тут придется, хотя это и неприятно, раскрыть один секрет. Несмотря на свои зрелые годы, Зубов был… Как бы получше выразиться? С женщиной он еще ни разу не спал.
Онанировал, да. Упорно. Порнографию любил, даже ездил специально в Крым, чтобы в поезде у Ростова купить у глухонемых продавцов единственные доступные простому советскому человеку эротические фотки — черно-белые игральные карты с дамочками, переснятые «зенитами» и «сменами» из датских журнальчиков. А с живыми женщинами все как-то срывалось, не получалось. Зубов боялся того, что не получится, и его осмеют, изругают, будут поучать.
Последнюю попытку заполучить в постель женщину он сделал три года назад. Подкатился к Семушкиной, полноватой сотруднице его лаборатории, разведенке. И цветы дарил целый месяц и родителей уговорил уехать на дачу. Купил вина. И затушил утку. С черносливом.
Семушкина поела утки, после двух бокалов красного разрумянилась. Болтала, не переставая. Пересказала все факультетские сплетни. Зубов узнал о том, что Пятаков давно живет с Пятницкой. А Пятницкая три года спала с профессором Огорченным. Что Огорченный — тайный враг их шефа и известный стукач. Что шеф, называющий себя крымчаком, на самом деле еврей, что премии, присылаемые на весь коллектив, он выписывает самому себе и своей конкубинке Гнедой, что эта Гнедая, старший научный сотрудник их лаборатории, в прошлом носила фамилию Курчавая — дочь высланных из западной Украины националистов, хохлушка и жадина, сына запустила, а старую мать сдала в дом для престарелых. Что мать ее лежит на кровати голая и голодная, что ни дочь ни внуки к ней не ходят…
Читать дальше