Игорь Шестков - Сад наслаждений

С тех пор в семье Зубовых появилась странная традиция — жена уходила из дома, не сказав мужу куда, а он не допытывался, не выслеживал, сцен не устраивал, телефон не обрывал, только пил свой кофе, курил и погружался в нирвану.

И волки целы и овцы сыты. Хорошо?

Нет. Маринку и такая жизнь приводила в отчаянье. Почему?

Угасали ее специальные надежды. Сколько она ни уговаривала Зубова попросить мать поговорить с Генрихом о приглашении — воз был и поныне там. Зубов явно не хотел никуда ехать. И тем более становиться невозвращенцем, бороться, пробиваться. А на родине не хотел защищать диссертацию, делать карьеру. Не хотел ездить летом на дачу, не хотел купаться в озере… Отказался поехать в трехнедельный тур Ленинград-Минск. Не ревновал. Не пил. Не спорил. Был скромен в быту. Нуждался только в кофе и сигаретах. Которые привозил из командировок его отец. А тут еще Винтергартен всерьез засел за докторскую и даже иногда просил Маринку, чтобы она ему не мешала.

Маринке казалось, что она не живет, а бьется в клетке, в которую ее посадил Зубов. Посадил своей любовью, верностью, заботой. Ощущение это стало через несколько лет проявляться у нее как болезненный невроз. Маринка чувствовала — еще немного и она сорвется. Пришлось идти к знакомому психиатру. Психиатр посоветовал ей сменить мужа или любовника, или работу, или, по крайней мере, страну проживания.

Надо было что-то предпринять, сейчас же, и без сантиментов.

В горячей ее голове созрел отчаянный план.

— Сегодня же! Сегодня же возьмем быка за рога! — повторяла она сама себе, нервно листая за своим рабочим столом восьмисотстраничный каталог гостов. Отложила каталог в сторону. Позвонила в Ригу своей старинной подружке Инге. Проговорила с ней двадцать три минуты. Затем собрала личные вещи и решительно направилась в отдел кадров. А оттуда на рабочее место не вернулась, а, купив по дороге бутылку коньку, пошла к председателю жилищного кооператива Калюжному.

Через несколько дней ни о чем не подозревающий Зубов пришел домой как обычно, около семи. Сразу заметил несколько стоящих в коридоре чемоданов и чужое пальто с барашковым воротником на вешалке.

— Почему чемоданы собраны? И этому… Что опять тут надо? — спрашивал себя Зубов.

— Зачем на сей раз притащился? Новыми анекдотами про Пушкина и Толстого хочет нас попотчевать или опять с кем-нибудь поссорился и ему жить негде?

Заглянул на кухню.

Винтергартен расселся в его любимом бабушкином плетеном кресле. А Маринка сидела у него на коленях. Они целовались.

Зубов растерялся. Покашлял. Они сделали вид, что его не замечают. Зубов рассвирепел как Отелло и, схватив Маринку под руки, вырвал ее из рук любовника и поволок в спальню. Там бросил ее на софу. Маринка с софы тотчас вскочила и кинулась на него, рыча, как львица. А сзади его обхватил Винтергартен. Зубов не долго боролся, ослабел. Потому что понял, что его собственная жена устроила ему ловушку в их доме. В заговоре с любовником. Стерва.

Маринка и Винтергартен Зубова связали, в рот ему засунули кухонное полотенце. Обкрутили дополнительно бельевыми веревками. Винтергартен, в прошлом моряк тихоокеанского флота, завязал их морскими узлами. После этого они привязали Зубова к огромному старинному буфету, стоящему у стены напротив софы.

Затем любовники разделись и совокупились перед глазами Зубова. Потом встали, подошли к связанному и стали плевать в него и ругаться. Перебрасывались бранными словами, как игроки в теннис мячиком. Откровенно наслаждались похабной забавой…

— Мне кажется, Мариночка, что твой муж, не только лузер, но еще хуесос и педрила. Может, развальцевать ему жопу?

— Нет, милый, он только дрочила. До тридцати восьми лет дрочил как вертолет. Пушкин в этом возрасте уже умер. У нас в Эсэсэрии чтобы пидарасом стать, тоже нужно мужество иметь, а у этого вафлегрыза, кроме эгоизма, ничего нет. Ни в душе, ни в штанах… Ничтожество. Выпердыш куриный!

— Свиное рыло!

— Кот зассатый!

— Еблан и феерический мудак!

— Нет, мудак парнокопытного секса!

— Скорее, беспозвоночного дрочения!

— Жертва аборта от козлов!

— Гнойная пиздота!

— Ебать его в копченый глаз!

Зубов пытался не обращать внимание на плевки и не слушать брань. Закрыл глаза. Заметив это, Маринка засунула свою когтистую лапу ему в штаны и больно дернула. После этого недобро на него глянула и прошипела:

— Еще раз закроешь глаза, — оторву тебе пипиську!

Глаза Зубов больше не закрывал.