Никола Хотель - Это всегда была ты

Я издаю громкий стон.

– Это воздушный рис.

– Верно, он об этом написал в хэштегах. – она хихикает. – А я думала, что это Ашер – плохой брат.

Мертвая тишина.

– Айви?

– Да? – хриплю я.

– В чем дело?

Мне бы так хотелось довериться Обри. Рассказать ей о поцелуе и о моих запутанных чувствах к сводному брату. Но если я это сделаю, то, возможно, мне придется признаться себе в нескольких вещах, к которым я еще не готова. Только не тогда, когда я хочу пойти на день рождения Сэма и хотя бы попытаться вести себя нормально. В моей голове так много слов, что мой рот едва может их удержать, но чем громче это все бушует во мне, тем тише я становлюсь.

– Оказалось, что Ашер все-таки не так плох, как я думала.

Я кусаю костяшки пальцев в надежде, что Обри ничего не заподозорит. Чтобы соскочить с этой темы, я поспешно рассказываю ей о предложении моего отчима зачислить меня в Дартмут, чтобы я была ближе к нему. В результате мой слух практически поврежден, потому что моя подруга начинает кричать:

– Ни в коем случае! Если ты это сделаешь, Айви, то… затем… я лишу тебя наследства.

– Ой. То есть я не получу твой ежедневник, твою коллекцию пословиц-открыток и старую книжонку с диалогами из аниме-порно?

– Именно так. И даже мои павлиньи кеды ты не получишь.

Проклятье. Мне бы очень хотелось получить эти кеды. Несколько лет назад Обри обнаружила их на Etsy, и с тех пор я больше такие нигде не видела. Художница распылила контур павлиньих перьев на ткань аэрографом, и это, безусловно, самые красивые кеды, которые я когда-либо видела в своей жизни.

– Значит, ты действительно оставишь их в наследство своей младшей сестре? Младшей сестре, которая отрезала волосы твоей Барби-русалке на памятный второй день Рождества в своей жизни, чего ты никогда не собиралась ей прощать?

– Хм-м. Я еще подумаю об этом, если ты быстро забудешь, что сказал твой отец, – отвечает она. – Ты не можешь оставить меня одну. Ты же помнишь, что случилось с Кевином в Нью-Йорке?

Я издаю нервное «ха-ха», падая на кровать. Постоянно сидеть на полу, скрестив ноги, очень неудобно.

– С чего вообще он вдруг решил, что ты снова переедешь в Нью-Гэмпшир?

Я рассказываю ей об ужине, о диагнозе Ричарда и о том, что его скоро прооперируют.

– И тебе только сейчас пришло в голову рассказать мне об этом?

– Я тоже должна была сначала справиться с этим, пожалуйста, не сердись. До его операции осталось три недели, и как дела пойдут после этого, я тоже пока не знаю.

– Это и в самом деле отстойно. Мне так жаль тебя. Жаль вас, – исправляется она. – Хочешь, я все-таки найду тебе цитату для Сэма?

Я бормочу согласие, и Обри переворачивает страницу за страницей.

– Но она не обязательно должна быть из Хемингуэя или Шекспира, не так ли?

– Не обязательно. На самом деле мне хотелось бы найти что-то простое. То, что является общепринятым.

– Хорошо. – она глубоко вздыхает. – «Тишина лучше, чем какая-то высказанная чушь». – Когда я ничего на это не говорю, Обри уточняет: – Что ты думаешь насчет этого?

– Ты нашла это на Pinterest?

– Откуда ты знаешь?

– Просто угадала. Просто это звучит так, как будто взято с Pinterest. Бьюсь об заклад, кто-то начеркал это на доске для надписей.

– Мне нравятся такие надписи на досках.

– Мне тоже. Но не слишком ли это очевидно? – спрашиваю я. – Я имею в виду, не слишком ли банально это звучит? Никто не захочет слышать ерунду.

– Тогда вот что: «Ключ к счастью спрятан внутри тебя».

Это действительно красиво и вообще-то довольно хорошо подходит, потому что это незамысловато, но… как по мне, это слишком безлично.

Обри читает мне и другие цитаты, но по-настоящему подходящей мне ни одна из них не кажется. В конце концов она настолько в отчаянии, что начинает читать мне мудрости из комикса «Мелочь пузатая».

– Тебе нужно взять что-то, что соответствует его образу жизни. Разве ты не говорила, что Сэм изучает искусство?

– И английскую литературу. На самом деле он хотел стать учителем ради матери, но потом все же решился на это и хочет когда-нибудь жить своим искусством. О, Обри, ты навела меня на одну идею!

Я слышу, как она облегченно вздыхает.

– Слава богу. Так медленно я копаюсь только со своей латынью. Какую из цитат ты в итоге возьмешь?

– Я пришлю тебе фотографию позже.

После того как мы обе прощаемся, я тут же сажусь за стол и пишу сегодняшнюю дату на верхнем краю черного картона, зажатого в качестве фона в старой рамке. Снизу я делаю карандашом бледный набросок надписи, чтобы затем обвести его меловым маркером. Я не придаю словам слишком игривый вид, а создаю ощущение, будто их поспешно нарисовали широкой кистью на стене дома. Это просто, но красиво, и у каждого, кто в детстве рисовал по номерам или решал головоломки, при этом высказывании сразу возникнет образ перед глазами.