Мишель Серр - Девочка с пальчик [litres]

А как быть с понятиями, которые порой так трудно определить? Скажи-ка мне, что такое красота. Девочка с пальчик отвечает: красивая женщина, красивая кобылица, красивая заря… Стоп-стоп-стоп, я тебя спрашиваю о понятии, а ты мне сыпешь примерами. Женщин и кобылиц можно перечислять до бесконечности!

Выходит, абстрактная идея – это способ грандиозной экономии, предоставляемый мыслью: красота обнимает все множество красавиц, подобно тому как геометрическая окружность содержит бесконечные мириады кругов. Мы не смогли бы ни написать, ни прочитать ни книги, ни даже страницы, если бы нам нужно было перечислять всех красавиц и все круги, в огромном – несметном – количестве. Как я могу понять, где начинается и где заканчивается страница, без идеи, останавливающей это бесконечное перечисление? Абстракция служит пробкой.

Но нужна ли она в нынешних условиях? Наши машины считают так быстро, что могут учесть сколько угодно частностей, отметить все своеобразное. Рискнув допустить, что свет все еще годится на роль образа познания, я бы сказал, что, если для наших предков в нем была важна ясность, то для нас куда ценнее скорость. Поисковик порой с успехом заменяет абстракцию.

Изменился не только субъект мышления, как было сказано выше, но и его объект. Понятие уже не является для нас необходимым. Иногда оно требуется, но только иногда. Отныне рассказам, примерам, частностям, отдельным вещам мы можем отдать столько внимания, сколько нужно. Это новшество, не только практическое, но и теоретическое, возвращает достоинство описательным и конкретным знаниям. В свою очередь, знание делится своим авторитетом с возможным, случайным, единичным. Еще одна иерархия рушится. Математик, став специалистом по хаосу, уже не может презирать естественные науки, которые вовсю работают с мешаниной на манер Бусико и требуют комплексного преподавания, ибо аналитический разрез убивает живую реальность. Повторюсь: порядок разума полезен, но кое в чем он устарел и уступает место новому порядку, ценящему конкретное и единичное, похожему на лабиринт, как и природа, – рассказу.

Архитектор ломает привычные подразделения кампуса.

Пространство свободной циркуляции, разноголосица, мобильность, классы без классификации, гетерогенные смешения, серендипные изобретения, скорость света, новые субъекты и объекты, поиск нового разума… Ни один из кампусов мира – все таких же упорядоченных, сверстанных постранично, классически рациональных, похожих на римский военный лагерь – не годится для подобной передачи знания, которой предана с сегодняшнего утра, телом и душой, юная Девочка с пальчик.

Святой Дионисий усмиряет легион.

Как, Девочка с пальчик будет ставить баллы своим преподавателям? Недавно глупейший спор на эту тему взбаламутил всю Францию. Я издалека изумлялся происходящему. Мне вот уже сорок лет студенты иностранных университетов ставят оценки. И меня это ничуть не смущает. Почему? Да потому, что и без всякой регламентации присутствующие на занятиях всегда оценивают преподавателя. Раньше в аудиториях было многолюдно, а сегодня – если пришло больше трех-четырех студентов, это уже количественное одобрение. Много значит и внимание: слушают студенты или шумят. Красноречию – которое само себе причина – нужна тишина в аудитории, а та красноречием и порождается.

И к тому же всем приходится считаться с их оценкой: влюбленному – с молчанием возлюбленной, коммерсанту – с возгласами клиентов, массмедиа – с рейтингами, врачу – с числом пациентов, политику – с поддержкой избирателей. Это элемент любого управления.

Изгнанный под давлением жалостливых мамаш и психологов из школы, оценочный бум охватил гражданское общество. Публикуются рейтинги продаж, присуждаются Нобелевские премии, Оскары и кубки из поддельных металлов, составляются рейтинги университетов, банков и предприятий, оцениваются даже государства, некогда суверенные. И вы, читатель, переворачивая страницу, ставите мне оценку.

Некий двуликий демон заставляет нас признавать что-то плохим, а что-то хорошим, что-то невинным, а что-то вредным. Трезвый взгляд проводит, скорее, другое различие – между умирающими остатками старого мира и ростками нового. Что сегодня намечается, так это переворот, устанавливающий равноправную циркуляцию оценивающих и оцениваемых, их своего рода взаимослияние. В самом деле, люди более или менее верили, что все течет сверху вниз, от кафедры к рядам аудитории, от избранников к избирателям – что в истоке появляется предложение, а в нижнем течении его проглатывает спрос. Что есть некие гигантские облака – большие библиотеки, большие начальники, министры, государственные деятели, – проливающие дождь благодеяний на сирых и убогих, якобы ни на что не способных. Быть может, сейчас, у нас на глазах, эта эра заканчивается – на рабочих местах, в больнице, на дороге, в коллективе, на общественном месте, везде.