Когда репетиция закончилась, Нóга, поинтересовавшись, прошли ли головокружение и тошнота, прямо спросила о беременности.
Она была у Кристин в начале четвертого месяца.
– Твоя первая беременность?
– Почти… Если не считать случайности, много лет назад закончившейся абортом, никак не связанным с моим теперешним партнером.
И тогда со смесью удивления и тревоги Нóга спросила в упор:
– А этот… Он что, твой муж?
– Почти, – снова отвечала Кристин. – Не вполне официально. Чтобы сочетаться браком, нам надо дождаться родов и заодно оформить получение гражданства.
– Так у него этого гражданства нет? – продолжала допытываться израильтянка.
– У него оно почти получено. Не паспорт, а разрешение на работу в качестве припортового контролера. На всей территории порта.
– И он поедет с тобой в Японию?
– В Японию? Нет… Совсем наоборот. Он хочет помешать мне в этом.
– Помешать?
– Это – из-за беременности. Он очень озабочен, как бы путешествие не отразилось на нашем ребенке каким-либо гибельным путем. Ведь оно продлится долго.
– Объясни ему, насколько ты нужна оркестру и что не может состояться исполнения «Моря» без диалога двух арф.
– Он это знает, я объяснила ему, но его это не волнует. И здесь он сейчас как раз для того, чтобы сорвать это мероприятие.
– А ты… ты уведомила уже Денниса или Германа о подобном затруднении?
– Еще нет. Если я им скажу, они найдут другую арфистку… даже для завтрашнего прощального концерта. Вот почему я жду…
– Кристин… – сказала Нóга, стараясь подавить поднимающиеся в ней страх и ярость, – если ты собираешься завести этот разговор только после окончания концерта, то может быть уже поздно для того, чтобы начать искать замену тебе для японского турне. Это не шутки, поверь. Это может быть уже поздно. И это просто нечестно скрывать от оркестра, что твой муж решительно не хочет, чтобы ты уезжала.
– Но он мне не муж.
– Это к делу не относится. Кем бы он тебе не был. Если ты промолчишь, у них не будет возможности найти новую арфистку для столь продолжительного и трудного путешествия. Ты обязана поставить их в известность немедленно. Ты подвергаешь опасности весь репертуар. Без второй арфы исполнить это сочинение невозможно.
– Да… это так.
– Вот почему ты должна поступить правильно.
– Возможно… возможно… быть может, в Японии… – подавленно проговорила Кристин, – ты смогла бы играть Шуберта или кого-то еще вместо Дебюсси. В репертуаре достаточно превосходных вещей, в которых не требуется наличия вторых… или даже первых арф.
– Нет! Нет, – не сдерживая больше себя, закричала Нóга. – Никаких Шубертов! Ни Шубертов, ни Моцарта, ни Бетховена. Никого! Мы будем, мы обязаны исполнить «La mer». Это именно то произведение, которого ждут, не дождутся японцы, и наш долг – сыграть им Дебюсси.
– Так что же я должна сделать? – измученно пробормотала Кристин.
– Сказать Деннису и Герману – и сказать безотлагательно, что ты не едешь в Японию.
– Но, может быть, я все-таки смогу поехать.
– Каким образом?
– Может, мне удастся убедить его, что ребенку ничего не угрожает? А может быть, ты поможешь мне?.. Тем, что объяснишь ему… убедишь, что без второй арфы никакого Дебюсси не получится.
– Хорошо. Давай попробуем. Я тебе помогу. Я… и кто-нибудь еще из оркестранток. А за тобой мы будем приглядывать все время в течение всего путешествия. Но прежде всего ты должна поставить в известность Денниса и Германа. Иначе предупрежу их я.
– Но ты не можешь пойти к ним вместо меня.
– Ты меня не знаешь. Если ты не пойдешь – я сделаю это. Потому что ты не имеешь права лишить возможности исполнить прекрасное это сочинение всех нас вместе… и каждого по отдельности. «La mer», как ты знаешь, будучи единственной из нас владеющей французским языком, означает «море». Но точно так же звучит la mere, означающее «мать». Одинаковое звучание еще не означает одинакового смысла. Одно и то же слово… но между ними по значению – бездна. Я бросила старую и одинокую свою мать в Иерусалиме, чтобы оказаться здесь… и это, по-моему, достаточная причина, по которой я так сильно хочу, думая о ней, сыграть La mer и la mere для нее на моей арфе. Слить воедино… море, меня и ее.
– Сыграть свою мать?
Кристин была просто ошеломлена.
– Я ничего не понимаю, – еле слышно призналась она.
В эту минуту они находились в вестибюле зрительного зала, и проходившие мимо них оркестранты, ощущая, хотя и не понимая до конца, напряжение, возникшее между двумя арфистками, предпочитали проскользнуть мимо. Мужчина в комбинезоне, появившись из зрительного зала, поспешил к своей приятельнице. Вблизи он выглядел довольно привлекательным и чувствительным, хотя рука его, протянутая Нóге, была грубой и твердой. У него была смуглая кожа, курчавые волосы, но сверкающие глаза синевой напоминали море, что, несомненно, придавало ему еще большую привлекательность, немаловажная деталь для человека, желающего получить гражданство. Он втиснулся между двумя арфистками, подозревая, похоже, что израильтянка пробует уговорить его подругу не отказываться от возможности совершить путешествие в Японию.
Читать дальше