Авраам Иегошуа - История разведенной арфистки

И ван Цволь, дружески улыбаясь, указал дирижерской палочкой на двух арфисток.

– Символизм в литературе также оказал свое влияние на Дебюсси, – продолжал дирижер, – и он писал программную музыку, давая символичные и литературные названия своим композициям, стремясь с присущей ему элегантной чувствительностью передать сложность человеческой сути прежде всего, да и в основном имея в виду женскую душу.

– Очень хотелось бы услышать побольше специфических деталей, – сказала громко Ингрид, красивая блондинка, повелевавшая не только вожделением мужской половины оркестра, но и партией французского рожка. – И хорошо бы привести примеры личного свойства, которые, кажется, были присущи самому Дебюсси.

Смешки, перебивающиеся аплодисментами.

Дирижер постучал своей палочкой.

– Если мы начнем сейчас перечислять романтические приключения Дебюсси, мы сегодня не доберемся даже до первых нот, а я не собираюсь нести ответственность за растление голландских достопочтенных мужчин и женщин, потчуя их пикантными французскими анекдотами. Для этого у нас имеется интернет. Достаточно сказать, что он был настоящим искателем приключений и что его тональная нестабильность проистекает из его нестабильности романтической. Он легко ослеплял прекрасный пол, бессознательно обманывая дам, и одна из его жен, доведенная до отчаяния, выстрелила себе в грудь прямо в центре Парижа, на площади Согласия; она осталась жива только благодаря чуду. Но все это доказывает лишь то, что для него женщина была лишь самым окончательным творением, чашей Грааля вечной любви и желания, даже утратив привлекательность юности. И она и есть цель искусства.

Музыканты – как женщины, так и мужчины – дружно закивали в знак согласия.

– Он умер в возрасте каких-то пятидесяти пяти лет, в конце Первой мировой войны, в то время как немецкие пушки выпускали по Парижу последние оставшиеся у них снаряды. Но, несмотря на то что его похоронная процессия проходила по пустым улицам, он тем не менее был, по моему мнению, к которому готовы присоединиться многие и многие знатоки, наиболее значительным французским композитором, чье влияние мы продолжаем ощущать до сегодняшнего дня.

– Каким образом? – поинтересовался седоволосый виолончелист. – Поясните, маэстро…

Маэстро рассмеялся:

– Я вижу, что сегодня тебе, приятель, поболтать хочется больше, чем взять в руки смычок.

– Всем нам хочется получить как можно более глубокое представление о том, что нам придется исполнять, – вразнобой донеслось со всех сторон.

– Ладно, ладно… Вы правы. Потому что в прошлом этот оркестр не играл Дебюсси, а эта музыка требует особенной точности. Что нелегко и непросто. Сложный и фантастический гармоничный мир, полный интонаций, атональных пассажей, блестящих переходов. Их повторяемость приводит в отчаяние. Короче говоря, леди и джентльмены, мы не расслабляемся, развалившись в шезлонгах на песчаном пляже, глядя на морскую гладь, но пытаемся постигнуть всю глубину этого безграничного пространства, а японцы ожидают от нас ответа – что им делать в случае очередного или внеочередного цунами.

– Надеяться, что оно поглотит нас точно так же, – вставил свое слово заслуженный гобоист, вызвав всеобщий смех.

– Ну нет, – заявил не склонный к юмору первый скрипач, – мы не будем выступать на восточном побережье Японии. Мы выступаем на Востоке, омываемом Тихим океаном, тоскующим по луне, которой он обязан своим рождением.

Ударом дирижерской палочки маэстро призвал всех к тишине.

– Ну все, друзья. Возвратимся к работе. И поскольку перед нами серьезное и трудное сочинение, я буду, скорее, надсмотрщиком, чем развлекающим вас комиком. Не ожидайте от меня никакого спуска. Все шуточки оставьте до следующего раза. Для тех, кто не понял, я загодя припас вот эту плетку, которую получил в подарок.

И с этими словами он достал плеть, принадлежавшую некогда старому погонщику верблюдов – бедуину, поднял ее над головой и осторожно помахал ею.

Всеобщее смятение и гробовая тишина. Затем оркестр словно сошел с ума. Перекрывая друг друга, доносились изо всех углов крики пораженных оркестрантов.

– Это нечестно! – вопили представители струнных. – Вы собираетесь высечь этой штукой только нас… ведь до других она не достанет. А духовые?.. А ударные?..

– Как это – «вы до них не дотянетесь»! Дотянусь, и еще как. Мне стоит только на один шаг спуститься со сцены – и я дотянусь до любого!