Юн Фоссе - Трилогия

Ну да, Улав Вик, говорит она

Так и будем отвечать, Оста Вик, говорит он

и они улыбаются друг другу, а теперь, говорит он, теперь он, Улав Вик, отправится в Бьёргвин, потому как есть у него там дело, а потом вернется прямиком домой, к ней и к малышу Сигвалду, говорит он

Уходишь все ж таки, говорит она

Так надо, говорит он

и Оста видит: он стоит на пороге, улыбается ей, а потом быстро затворяет дверь, и она остается одна, одна с малышом Сигвалдом, и чувствует, всем своим существом чувствует, что никогда больше не увидит Улава, ох нет, нельзя ему уходить, нельзя нынче идти в Бьёргвин, думает она, но ведь она уже сказала все это ему, сказала все, что знает, но он ее не слушает, она может говорить что угодно, он все равно не слушает, что она говорит, и она не хочет выходить на крыльцо, не хочет видеть, как он уходит от нее, не хочет видеть его в последний раз, ведь она видела своего мужа, свою любовь в последний раз, думает она, и отныне ее зовут Оста, а его кличут Улавом, и видела она своего Улава в последний раз, с ним будет так же, как с папашей Аслаком, тот тоже ушел и сгинул навсегда, и теперь она одна, осталась вдвоем с малышом Сигвалдом, так они и будут жить, вдвоем, думает Оста, а малыш Сигвалд начинает плакать, она берет его на руки и качает, прижимает его к груди и качает, туда-сюда, а он плачет, не унимается, и она качает его туда-сюда и приговаривает: не плачь, не плачь, сынок, качает и приговаривает, не плачь, хороший мальчик, не плачь, не реви, угомон тебя возьми, говорит она, не хнычь, не скули, да тихонечко сиди, в доме этом будешь жить, здесь будут жить мама и малыш Сигвалд, будут жить да поживать, здесь приют они нашли, здесь их ждут труды, мама станет ткать, а Сигвалд плавать в море, на лодке, вот и не плачь, не реви, все будет хорошо, и однажды появится дворец, да, дворец, говорит она, и Сигвалд перестает плакать, а Улав подскакивает, и парни, которые держат его за плечи, тоже подскакивают и говорят, что это он замыслил, думает, от них легко вырваться, нет, пусть уймется, ему вообще недолго осталось трепыхаться, скоро он будет лежать мертвый и недвижный, как и заслуживает тот, кто убивал других людей, за убийство воздается убийством, недолго ему осталось трепыхаться, ох недолго, об этом Палач позаботится, он, Палач, большой умелец, мастер прекращать трепыхания таких, как он, говорят они, а еще говорят, что тут осечки не будет и что лучше ему сразу угомониться, вот когда приведут его на Мыс, а народу вокруг соберется тьма-тьмущая, почитай что все, кто живет в Бьёргвине, сбегутся смотреть, как его повесят, все бьёргвинское население будет смотреть, как его повесят, а когда он помрет и перестанет двигаться, они будут смотреть, как он висит, а после, как он мертвый и недвижный лежит на холме, со сломанной шеей, да-да, так что лучше ему сразу покончить с этими скачками, скакать, да трепыхаться, да дрыгать ногами-руками он сможет, когда Палач вздернет его на виселицу, вот тогда он сможет сколько угодно скакать да трепыхаться, но до тех пор пускай погодит, говорят они и резко его встряхивают, и подскакивают, а он никак за ними не поспевает и падает на колени, и они сызнова тащат его, волокут на коленях по улице, ему больно, он умудряется стать на ноги, и опять они идут размеренным шагом и говорят, что вот-вот доберутся до цели, говорят, что добрались и что очень это хорошо, больше не придется тащить этого негодяя, спихнут они его с плеч, как только посадят в Пещеру и крепко-накрепко запрут дверь, выполнят до конца свою задачу, и тогда им займутся другие, говорят они, а через день-другой, глядишь, за дело возьмется Палач, и свершится правосудие, при всем честном народе, при всех бьёргвинцах, там, на Мысу, свершится правосудие, вот они и помогают, чтобы оно свершилось, правосудие-то, без него никак нельзя, и свершится оно, только когда Палач сделает свое дело, говорят они и резко сворачивают направо, говорят, что теперь путь лежит в Пещеру, говорят, мол, в самом деле хорошо, что его наконец изловили, а все благодаря старому стервецу, которому надо, видать, куда больше, чем палачу, говорят они и опять резко сворачивают направо, спускаются по крутой лестнице, и Улав, подняв глаза, видит сырой черный камень, а они тащат его за собой вниз по ступенькам; когда же лестница кончается, вокруг кромешная тьма, Улав ничего почти не различает, впереди что-то серое или черное, вроде бы дверь, и все трое останавливаются. И тот малый, что впереди Улава, отпускает его плечо. Улав слышит, как что-то звенит-лязгает, малый наклоняется к двери, что-то там ощупывает, чертыхается, наконец попадает ключом в замочную скважину и отворяет дверь