Юн Фоссе - Трилогия

Вставай, говорит Старик

и Улав встает, а они заламывают ему руки и связывают за спиной

Иди, командует Старик

и Улав делает шаг вперед

Иди, снова командует Старик

а парни снова крепко держат Улава

Сейчас свершится правосудие, говорит

Старик

и парни идут к двери, ведут Улава, каждый крепко держит его за плечо, вот они уже за дверью, поднимаются по лестнице, а наверху останавливаются, и Улав видит, как Старик закрывает дверь Пещеры, тоже поднимается по лестнице, останавливается перед ними и глядит на Улава

Сейчас свершится Правосудие, говорит Старик

Пришло время справедливости, говорит он

Ведите его на Мыс, командует он

Ступайте, командует Старик

и сам ровным широким шагом идет по улице, помахивая черным мешком, а парни дергают Улава за плечи, и он идет по улице меж ними, меж двумя парнями, следом за Стариком, а они кричат: Палач прибыл, Палач прибыл, сейчас свершится правосудие, мертвые будут отмщены, воздастся им по справедливости, кричат они, а Улав вытягивает пальцы, и нет здесь никого, не знает он никого, где ты, думает он, где же ты, Алида, думает он и все тянет пальцы, и нет здесь малыша Сигвалда, где они, где Алида и малыш Сигвалд, думает он и видит, Старик машет черным мешком и кричит: Идите, идите смотреть, как вершится правосудие, вот так он кричит, сейчас свершится справедливость, идите все сюда, кричит он, и Улав видит, как вокруг Старика и вокруг него самого начинает собираться народ

Идите, идите, кричит Старик

Сейчас свершится правосудие, кричит он

Идите же, кричит он

Сейчас на Мысу свершится правосудие, кричит он

Идите, идите все сюда, кричит

Идите же, кричит

и Улав видит, что уже много народу собралось, целая толпа обступает их, а потом он слышит, как Алида говорит, скоро ли ты проснешься, и он видит, что она стоит на полу полуодетая, и он встает, а по полу, он видит, ползает малыш Сигвалд, почти совсем голенький, и слышит, как Старик кричит: Идите, идите же сюда, и Улав чувствует, что и зябнет, и весь в жару, и все пусто, и он закрывает глаза, просто идет и слышит возгласы, и крики, и гвалт, и нет, поди, больше ничего, все, что должно быть, летит-парит, ни радости нет, ни печали, одно лишь паренье, он сам паренье, и Алида паренье, думает он

Я Асле, кричит он

и идет с закрытыми глазами

Верно, ты Асле, говорит Старик

Разве же я не говорил это тебе все время, говорит он

Но ты, ты вроде не хотел больше зваться Асле

Лжец ты, говорит он

и Асле пытается быть тем, что́, как ему известно, он есть, – летящим пареньем, а паренье зовется Алида, и ему хочется только парить, думает Асле и слышит крики и гвалт, и вот они останавливаются

Вот мы и на Мысу, говорит Старик

и Асле открывает глаза, а там, впереди, стоит Алида, прижимает к груди малыша Сигвалда, качает его, туда-сюда, спи-усни, пари, живи, счастлив будь, расти большой и живи, живи, говорит Алида и качает малыша Сигвалда туда-сюда, качает Асле туда-сюда, и Асле видит фьорд, полный синего блеска, нынче фьорд блестит синевой, думает он, и совершенно спокоен, думает он, а там, за спиной Алиды, стоит Осгёут из Вика, машет Асле рукой и спрашивает, зовут ли его Асле или Улав и с Дюльгьи он или из Вика, а кругом лишь крик да гвалт, и он видит, как подбегает Девица, подходит к Алиде, протягивает к ней руку с браслетом, а потом глядит на Асле, поднимает руку с браслетом и машет ему, а за Девицей, что машет браслетом, Асле видит Ювелира, тот приближается медленно, не спеша, со всем достоинством, подходит к Асле, а прямо за Ювелиром идет Старуха, посмеивается из-под седых волос, длинных да густых, и волосы ее ближе и ближе, и все, что он видит, это ее седые волосы, длинные да густые, еще он видит лица, несчетное множество лиц, сплошь чужих, незнакомых, а где же Алида, где малыш Сигвалд, вот только что они были здесь, он видел их, но где они теперь, где, думает Асле, а на голову ему натягивают черный мешок, на шею накидывают веревку, он слышит крики и гвалт, чувствует веревку на шее и слышит, как Алида говорит: Ты мой хороший, мой самый лучший на свете, ты здесь, и я с тобой, ты не думай ни о чем и не бойся, хороший мой, говорит Алида, и Асле летит-парит, парит над фьордом, полным синего блеска, а Алида говорит, спи-усни, хороший мальчик, лети, живи, играй, мой мальчик, и он летит над фьордом, полным синего блеска, поднимается к синему небу, и Алида берет Асле за руку, и он поднимается, стоит и держит Алиду за руку

Алес плотнее кутается в шерстяной плед, холодновато ведь, думает она, сидя в кресле и глядя в окно, почти целиком закрытое тонкими белыми занавесками, лишь в самом низу щелочка, куда проникает свет, она глядит как бы невидящим взглядом, но все же замечает, как кто-то проходит мимо окна, только не может разглядеть, кто это, но кто-то прошел, она видела; теперь она живет здесь, думает она, в маленьком домишке подле самой дороги, в таком вот домишке доживает она свою жизнь, думает она, и, если б не занавески, все бы видели, как она сидит у окна, думает она, хотя они и теперь, поди, видят ее, только смутно, видят, что кто-то здесь сидит, думает она, однако ж не все ли равно, видит ее кто или нет? совершенно все равно, думает она, а может, и нет, думает она, и норовит еще плотнее закутаться в плед, и думает, ты Алес, старуха Алес, думает она, потому как ты тоже состарилась, сидишь в своем кресле, стараешься согреться, думает она, а еще думает, что надо бы встать, подложить дров в печку, и она встает, идет к печке, открывает топку, подкладывает полешко-другое, потом возвращается в кресло, садится, расправляет шерстяной плед, кутается в него, сидит и смотрит прямо перед собой, в окно, смотрит в окно горницы как бы невидящим взглядом и видит Алиду, мамашу свою, та сидит у себя в горнице, в Вике, аккурат как сама Алес сейчас у себя в горнице, видит, как Алида встает, медленно и неловко, и медленно, короткими шажками, идет по полу, но куда идет-то? куда направляется? хочет выйти из дома? идет к печке в углу? и Алес тоже встает и короткими неловкими шажками идет по полу и видит, что Алида отворяет дверь на кухню, и Алес тоже отворяет дверь своей кухни, и Алида входит в свою кухню, а Алес – в свою