Антон Секисов - Песок и золото

Лицо у Люси было простонародно-круглое и красивое, но глаза усталые, насмотревшиеся ужасов человеческого бытия. В голове возникало много вопросов, связанных с ее профессией: сколько она зарабатывает, нравится ли ей работа, что обозначает «урология» в списке БДСМ-услуг, каков собирательный портрет ее клиента, но я удерживался от них во многом и потому, что не питал ко всей этой подноготной особого интереса. В первую очередь хотелось поддержать разговор — она казалась мне милой девушкой. Мне даже стало немного стыдно, что я так эгоистично повел себя прошлым вечером. Людям просто хотелось повеселиться, забыть о проблемах, ведь у них непростая жизнь, да и зла они мне не желали.

— А это даже забавно, — сказал я. — У меня есть в Москве знакомая, которая тоже работает госпожой.

— Вот как, — сказала Люся, скрестив на груди руки.

Это было неправдой. Не знаю, зачем я это сказал. У меня была всего лишь знакомая бисексуалка, у которой была такая подруга, и я слышал историю, как та заставляла какого-то бизнесмена облизывать ей туфли. Еще я откуда-то вспомнил словосочетание «анальная фея». Вдруг захотелось соврать и про подругу «анальную фею», но вместо этого я доложил:

— А еще у меня есть подруга бисексуалка. Можно сказать, лучшая.

Со мной такое случается: сначала говорю, потом думаю — с годами это должно происходить реже, но у меня — только чаще. В тот момент мне непременно хотелось предстать перед Люсей человеком максимально широких взглядов, и я был готов на любой компромисс и ложь. Но вот это часть, про бисексуалку подругу, была излишней.

— Иногда я глупости говорю, не обращай внимания, — решил оправдаться я.

— Знаешь, в чем ваша проблема? — на ее темных губах заиграла слабая жестокая улыбка. Она не стала уточнять, кого включает в себя это «ваша» — весь мужской пол, или людей моего типа, или посетителей бара «Маяк». Вне всяких сомнений, у посетителей бара «Маяк» совместных проблем было множество. — Вот вы признаетесь, что сказали глупость, и думаете, что этим ее отменяете. Назвался скотиной, и как бы перестал ей быть. А скотина остается скотиной, а глупость остается глупостью.

Я только вздохнул и беспомощно огляделся в поисках Миши, но тот куда-то запропастился. Для работницы в сфере сексуальных услуг она вела себя чересчур надменно. Но мне это отчасти нравилось.

— Ты любишь петь? — спросила Люся.

— Не знаю. Но ты, я понял, пение очень любишь. Особенно если ночное.

— Ох, ну прости, — она иронично закатила глаза, но по нервным движениям пальцев и губ я рассудил, что ей в самом деле было слегка неловко. — А ты, наверное, из тех скучных людей, которые никогда не поют и не танцуют, и вообще считают себя лучше других?

— Только некоторых.

Мы вышли на набережную. В темноте казалось, что мы идем мимо горных хребтов, занесенных снегами. Река была освещена, и были видны влюбленные парочки, прогуливавшиеся по замерзшей воде, и мы гадали, какой процент из них проваливается. Несмотря на видимую крепость льда, такой шанс был — ходил слух, что в Неву сливают токсичные отходы. Пройдясь по Фонтанке, мы увидели, как из воды вытаскивают машину. Красный «хендай» сломал чугунное ограждение и упал с моста. При этом мертвых и даже пострадавших нигде не было, как будто машина вылетела в реку сама по себе. Я забеспокоился, куда подевался Миша. Я почему-то стал думать, что Миша был в этой машине, или она сбила его. Люся сказала, что нам нужно выпить по коктейлю «Боярский». Мы проследовали в ближайший бар.

Она достала из сумки помятый альбом и, вырвав листок, стала меня рисовать. Все случилось так быстро и неожиданно, что я понял это, когда она уже заканчивала набросок. Ее карандаш затупился, и она дорисовывала сигаретой, которая сразу же затухала, но Люся поджигала ее опять. Всего это заняло у нее от силы минуту, а с листа на меня смотрел я сам, уставший и недовольный.

— Получилось красиво, — сказал я.

— Это потому что я очень пьяная. Обычно получается кошмар, — Люся махнула бармену, чтобы он повторил коктейль. Карандаш она вплела в волосы, сделав короткую хулиганскую косичку, какая могла быть у Пэппи Длинныйчулок или еще у кого-нибудь. Ее острые вездесущие колени опять впивались в меня под столом. У меня, наверное, уже были синяки на голенях.

Я нервно покашлял, поправил воротник и быстро наклонился, чтобы ее поцеловать. Ее улыбка, казалось, требовала поцелуя.

— Чего это ты делаешь? — спросила Люся, вскинув удивленные мелкие брови. У нее был такой вид, как будто я разделся и стал танцевать голым без всякого повода.