Антон Секисов - Реконструкция

Сперва я стоял и смотрел на бесконечную стену цвета выцветшего советского неба. В ней были бойницы, как в средневековой крепости эконом-класса, а венчала её всё та же проволока, хотя представить себе, что кто-то полезет на верх этой неприступной стены, было трудно.

Ко мне медленно подкатилась грязная иномарка с затемнёнными стёклами.

Открылась задняя дверь. Кто-то внутри терпеливо ждал, когда я подойду, впуская к себе холодный воздух. Может быть, великан? Нет, видно, что великан не очень-то расположен к общению. Я всё-таки подошёл.

На переднем сиденье был мужчина с большой, как будто разделенной на два полушария головой, с круглым высоким лбом с залысинами. Рыже-седая щетина покрывала лицо до глаз. Когда наши взгляды встретились, я заметил расширенные зрачки. Они заполняли собой почти всю радужку.

— Моя фамилия Путилов, — сказал мужчина. — Говорит что-нибудь? Садись.

Мне эта фамилия ничего не говорила. Я сказал, что слышу её в первый раз.

— Уверен, что в первый раз?

Он достал салфетку и отёр взмокший лоб, как будто была тридцатиградусная жара. Печка в машине едва работала.

— Не понимаю, куда ушла настоящая комедия, — заговорил он. — Я часто вспоминаю программу «Вокруг смеха» — Александр Иванов, Александр Ширвиндт, Михаил Державин, Ефим Шифрин, Григорий Горин, Лион Измайлов, Аркадий Арканов, Роман Карцев, Виктор Ильченко, Семён Альтов, Георгий Менглет, Анатолий Трушкин...

Он какое-то время перечислял имена. Он говорил быстро, барабаня пальцами по бардачку не в ритм с речью.

— Аркадий Инин, Виталий Песков, Рина Зелёная, — он достал другую салфетку. Стал вытирать шею. — А Ян Арлазоров! — вдруг спохватился он, как будто забыл самое важное. — Помнишь: «Мужик! Мужи-ик! Слышь, мужик!» Ха-ха-ха! Вот как он это делал? Но на фоне Райкина это, конечно, проигрывает. Помнишь ту миниатюру? Про студента, которого зовут Авас? Как тебя зовут? А он говорит: Авас. Меня Николай Степаныч. А вас? А тот ему снова — Авас. А тот ему — Николай Степанович! А вас? А тот ему отвечает...

— Авас, — вставил я.

Путилов захохотал и грохнул ладонью по бардачку, а тот открылся. И тут я вспомнил, где и когда видел этого человека с раздвоенной головой. Средневековая ярмарка. Этот Путилов показывал большой палец, одобряя нас с Майей. Но виду я постарался не подавать, интуитивно понимая, что чем за большего дурака сойду, тем лучше.

— Это хороший юмор, — уже серьёзней сказал Путилов. — Но главное, золотой период у нашего юмора ещё впереди. Будешь сухарики?

— Что?

— Сухарики, — повторил Путилов. Он неловко задвигался и наконец достал из складок футболки лиловый свёрток. Оттуда пахло чесноком. Путилов развернул его и, запустив внутрь пальцы, стал шуршать, шуршал долго, потом всыпал в рот горсть из сложенной лодочкой ладони. Часть просыпалась по щекам и шее, а он с задранной головой начал жадно жевать, и я не мог оторвать от него взгляда.

— Я когда тебя первый раз встретил, то сразу понял, — сказал Путилов, облизав пальцы. — Ты тот самый.

Я просто сидел, уставившись на него.

— Моя фамилия — Путилов, — напомнил он. — И я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.

Путилов широко улыбнулся, показав рот, похожий на печку в хлебозаводе.

— Мы только что познакомились, а вы хотите, чтобы я для вас что-то сделал, — констатировал я. — Давайте я вам расскажу о себе. Прежде всего, сейчас 2017 год, а меня преследует, чтобы убить, группа рыцарей. Монахи-францисканцы вкололи мне...

— Да-да, моя работа — всё знать, вот я и знаю, и даже про твоего несчастного пса, которого... гильотинировали, — он перебил меня грубо, но к концу фразы его тон стал одновременно и издевательским, и чуть-чуть сочувственным.

— Напомню тебе одну историю. Как-то маленький Саша пришёл с бабушкой в парк и потерялся. Скатился с горки, возвращается, а бабушки уже нет. Это крошечный парк, но тебе он кажется таким огромным. И нигде нет бабушки. Помнишь этот ужасный-ужасный мир вокруг, в котором нельзя подержать её за руку?

В голове шелохнулись какие-то смутные тени, как люди во тьме, сделавшие шаг от стенки. Вспомнилась пустая скамья. Как я бежал к ней, хотя видел, что бабушки там уже нет. Как я кричал, громко и долго.

— Такой кошмар, да? Хочется от страха сорвать кожу с лица, — Путилов облизнул пересохшие губы. — Ну а потом что произошло, не помнишь?

Нужно было срочно выйти на улицу, и я дёрнул дверь, но она была заперта. Голова закружилась от жаркого чесночного дыхания.