Антон Секисов - Бог тревоги

Я просто зевнул, не прикрывая рта. Потом сделал пару шагов в сторону двери, но, вместо того чтобы дойти до нее и приступить к обуванию, резко сменил направление, вернулся к ней и, наклонившись, поцеловал в скользкие губы. У Лиды был проколот язык. Она слегка отстранилась, внимательно посмотрела в мои глаза и прикоснулась к шее маленькой ледяной рукой. Я почувствовал, как через это прикосновение что-то вошло в меня, какое-то одеревенение. И я так и застыл столбом, позволив этой бесстрастной женщине взять все в свои маленькие и ледяные руки.

Оказалось, что двое детей Лиды, два мальчика, посменно живут то с ней, то в деревне с дедом, и сейчас период жизни за городом. Он должен был длиться еще пару недель, и пока эти недели не истекли, можно отложить этот вопрос и предаться, как выражался мой добрый московский друг Саша Гельвих, половой суете, и уж потом посмотреть, куда эта половая суета нас выведет.

Сначала казалось, что вероятней всего — в тупик, потому что не только наши взгляды на жизнь, но даже что-то в нашем устройстве тел входило в противоречие. Я уж не стану уточнять, о чем речь, лучше оставить этот вопрос фантазии, чем детализировать половую жизнь с бухгалтерской кропотливостью.

Зато у Лиды обнаружилось одно волшебное свойство. Стоило прикоснуться к ее прохладному малоподвижному телу, и я успокаивался. Я прикладывал голову к ее толстой груди и чувствовал, как тихий стук сердца Лиды гармонизирует мир. А за одно только успокоение нервов, хотя бы и временное, я готов был много отдать и много стерпеть.

Теперь я все реже стал ночевать на улице Комсомола.

Лида почти не выходила из дома. Несмотря на прибыльную профессию, она была бедна — потому что работала только один раз в неделю. Я не понимал, зачем ей столько свободного времени, она мало читала, не увлекалась ничем, разве что пекла пироги, смотрела нудные мелодраматические сериалы, листала публичные страницы других стоматологов — на экране у нее периодически возникали фотографии желтых зубов, изъеденных кариесом.

Лида жила на Петроградской стороне. Я помнил из романа Андрея Белого «Петербург», что на островах проживает «ублюдочный род», который настойчиво лезет на материк, в центр: «Род ублюдочный пошел с островов — ни люди, ни тени, — оседая на грани двух друг другу чуждых миров».

Но Лида жила в современном ЖК «Европа-сити», в квартире, купленной ей отцом. Это было пространство, освобожденное от ублюдков и от ублюдочных заведений — магазинов «РосАл», дешевых столовых. Здесь жили буржуа с белыми маленькими собаками, и для сбора кала этих собак по всему ЖК стояли оранжевые автоматы, строгостью форм напоминавшие дорические колонны.

Скорее уж ублюдочный род рвался сюда из центра, полз, опираясь на недопитую водку «Праздничная», как на костыль, но для таких клиентов двери ЖК «Европа-сити» были всегда закрыты на электронный замок, и даже если они сумели бы раздобыть где-нибудь брелок с ключом и приложили его к датчику, механический голос ответил бы им благожелательно, нараспев: «В доступе от-ка-за-но!»

Каждый вечер я ложился в чистую ванну, и пена вставала передо мной горой, и бил в нос запах ароматических бомбочек. Мне становилось очень смешно. Я сбежал из Москвы от мещанства, для бедной и мрачной жизни в трагическом Петербурге, но оказался в мещанстве в квадрате, в уже готовой семье. С уже готовенькими детишками, которых, как икеевскую мебель, собрали доставщики за отдельную плату.

Здесь я стал видеть другие сны. Например, мне приснилось, как будто у двери нашего подъезда на Комсомола наклеили объявление. Ровно в 16 часов здесь состоится праздничное мероприятие: Михаил Боярский будет обстреливать всех желающих из водного автомата (это как водный пистолет, только водный автомат — стреляет очередями). Я уселся ждать у окна. И в самом деле ровно в 16:00 из вишневого автомобиля вышел Михаил Боярский, в шляпе и строгом черном костюме и с автоматом в руках, и принялся всех обливать холодной водою, набранной из реки Невы. Мне тоже ужасно хотелось, чтобы Михаил Боярский обстрелял меня из водного автомата, тем более что представился такой уникальный случай — он делает это прямо у нашего подъезда. Но я не решился, так и остался дома сидеть и глядеть, как Михаил Боярский поливает струей других счастливцев. Утром я проснулся грустный и мокрый, с маленькой лужицей на груди.

Время от времени я продолжал получать сообщения от своего поклонника. Его прошлая страница в инстаграме была удалена («Задолбал инстаграм, банит за каждый чих», — объяснил он с очередного аккаунта без аватарки), и с новой он сообщал мне, как готовится к съемкам. Вот написан сценарий, начат сбор денег, проведен кастинг на главную роль (участие в съемках уже подтвердил актер Александр Паль). Вот он собрал команду (не так много людей, только гример и оператор-постановщик), нашел локации, и уже и назначены даты трех съемочных дней, на один из которых я получил приглашение. Что ж, почему бы и не прийти, в конце концов, это любопытно, скорее всего, это единственный шанс увидеть, как по моему тексту снимают фильм. Не каждому даже очень успешному писателю выпадает такой шанс, что уж говорить о писателях, толком ничего и не написавших.