Шанель Клитон - Следующий год в Гаване

— Я сдаюсь, я больше не могу этого выносить.

Пабло улыбается, обнимает меня и прижимает к себе, зарываясь лицом в мои волосы.

— Я уже говорил тебе, как сильно люблю тебя? — спрашивает он.

Я поворачиваюсь к нему лицом.

— И как же?

В моем дразнящем тоне сквозит нотка серьезности. Между нами так много различий, но я знаю, что именно восхищает меня в нем — его страсть, честность и вера в свои убеждения. А что же восхищает его во мне?

— Я люблю тебя всем своим существом, — отвечает он. — Ты моя единственная надежда. Я так долго боролся, что почти забыл, какой была моя прежняя жизнь. Забыл, кем я был, когда работал простым адвокатом в Гаване, был братом, сыном, другом. Когда я с тобой, я вновь становлюсь тем, кем был раньше. Становлюсь человеком, у которого была надежда, человеком, который не был окружен смертью. Я хочу быть достойным тебя — хочу быть добрым, благородным. Хочу быть человеком, преданным своей стране и своей семье. Теперь ты моя семья, Элиза. Ты умна, добра и верна мне. У тебя есть вера и мужество, и ради тебя я хочу становиться лучше. Я хочу, чтобы ты мной гордилась. Я хочу быть мужчиной, которого ты смогла бы полюбить.

Я хочу того же — быть той, кем он восхищается. Как и он, я хочу бороться за то, во что я верю. Благодаря ему я становлюсь храброй.

— Я люблю тебя, — шепчу я. — Я буду всегда тебя любить.

Пабло берет меня за руку, его губы скользят по моему безымянному пальцу, на котором нет кольца.

— Я бы хотел, чтобы ты носила на своей руке мое кольцо. Я бы хотел, чтобы все его видели, — говорит он, прижимаясь губами к моей руке.

Мое сердце колотится от услышанных слов.

— Я тоже этого хочу.

С каждым днем нам становится все труднее сохранять тайну, но с каждым днем его борьбы против Батисты риск растет.

Пабло медленно гладит мой лоб, его пальцы нежно касаются моего лица.

— Ты волнуешься, — говорит он.

Нет никакого смысла лгать ему.

— Так и есть. Что будет дальше? Неужели на этом все закончится? — грустно отвечаю я.

— У нас все впереди.

— Разве у нас есть будущее?

— Мы будем вместе стареть. Будем одной семьей. Будем наблюдать за тем, как у наших детей появляются собственные дети. Будем засыпать вместе и вместе просыпаться каждое утро.

— Ты действительно веришь, что это возможно?

— Я надеюсь, что так будет. Если нет, то за что тогда мы боремся?

— Насколько плохо обстоят дела там, в горах? Мы слышим разные вещи, но с Батистой невозможно понять, где правда, а где ложь. Он всем затыкает рты.

— Это потому, что мы продвигаемся вперед. Мы захватили один из гарнизонов Батисты. В какой-то момент моральный дух будет играть решающую роль. Его военные сражаются со своими соотечественниками, они делают это уже много лет, и большинство из них знают, что Батиста не стоит того, чтобы за него умирать. Мы их просто измотаем. А если мы этого не сделаем, то это сделает другая группа. Он не справится — у него слишком много врагов.

— Все настолько плохо? — повторяю я.

— Я не хочу об этом говорить. Я не хочу, чтобы это касалось тебя. Я ночую в горах, думая о том, что ты здесь в безопасности. Я представляю себе наше совместное будущее. — Пабло морщится. — Война не приносит ничего, кроме зла, и любой, кто утверждает обратное, просто лжет.

— Я беспокоюсь о тебе, — признаюсь я. — Все время. Думаю о том, где ты находишься, что делаешь, жив ли ты вообще. Я провожу свои дни так, будто ничего не происходит. Я не могу ни с кем поделиться, не могу рассказать о тебе. У меня такое чувство, будто из моей груди вырвали половину сердца. — Я делаю глубокий вдох. — Я боюсь, что с тобой что-то случится, а я об этом не узнаю. Мы не просто секреты в жизни друг друга. Иногда я узнаю новости от своего брата, но не могу быть уверена, где он сам будет завтра.

Пабло сжимает мою руку.

— Если со мной что-нибудь случится, Гильермо найдет тебя. Но этого не произойдет, потому что я вернусь к тебе, Элиза. Никакой Батиста не сможет мне помешать.

— Куда ты собираешься уехать?

— Че направляется к Санта-Кларе. Он и его люди планируют выступить против войск Батисты.

— И ты присоединишься к ним.

— Да.

— Тебе когда-нибудь бывает страшно? — Я не могу себе представить, на какой риск он идет, какие опасности ему грозят.

— Я был с Латуром в Сьерра-Маэстра в конце июля. — Он приподнимается на локте, простыня падает ему на талию, я смотрю на его худую грудь прежде, чем вновь посмотреть в глаза. — Мы сражались с кубинской армией. Люди умирали рядом со мной, их тела падали на землю, а горы были залиты кровью. Латур был убит. Фидель пришел поддержать нас, но мы уже были окружены армией Батисты. Фиделю пришлось вести переговоры о прекращении огня — по крайней мере он попытался это сделать, чтобы у нас появился шанс спастись. Мы были на волосок от того, чтобы погибнуть за революцию, чтобы умереть в борьбе. Тогда мне было страшно. Если бы перемирие состоялось — тогда за что мы боролись? Мы боремся уже больше пяти лет. Чего бы тогда мы добились? Батиста все еще у власти. Но это не продлится вечно. Нам ничего не остается, кроме как продолжать сражаться.