Николай Драганов - Пшеничные колосья

Старик все еще не забыл того случая и, похоже, готов был унести обиду с собой в могилу. Несколько лет назад на одном партийном собрании кое-кто резко критиковал его за то, что он не принимал участия в партизанском движении. Даже трусом его обозвали. Старик тогда очень обиделся и, сгорбившись, ушел с собрания. После все выяснилось. Оказывается, он сам предлагал помощь, но товарищи сказали, что он уже стар, слаб телом и давно на примете полиции, так что если попадется — едва ли вырвется живым… К умирающему приблизились сыновья. Христо Денкин собирался с последними силами. Тени под бровями все удлинялись.

— Хоть они и… — голос его стал тонким, как паутина — ты им все ж передай… затем и позвал тебя… на вот, — он достал из-за пазухи что-то, завернутое в газету, — передай им это и скажи, что дед Христо Денкин… умирает коммунистом… Скажешь?

Сыновья его, все трое седоголовые, выращенные заботливыми его руками, коммунисты, стояли, опустив головы.

Развернув газету, я увидел старый, совсем ветхий партбилет.

— Посмотри, кем подписан, — проговорил старик.

Партийный билет Христо Денкина был заверен лично Дедом [8] Дед — партийная кличка основателя Болгарской коммунистической партии Димитра Благоева. . Один-единственный на все село. Слышал я об этом, но не верил. Повернувшись к нему, я наклонился и прошептал:

— Я им скажу!..

Перевод С. Бару.

Она умерла прошлой весной, когда деревья уже отцветали, когда теплые вихри вздымали с земли опавшие лепестки и белыми облаками носили их по улицам. Смерть еще раз напомнила о ней селу. А так люди давно ее забыли. Кукушка долгие годы жила совсем одна в своем большом двухэтажном доме, стены которого зияли осыпавшейся штукатуркой как старыми ранами. Зеленые полосы бурьяна окаймляли ограду просторного двора; здесь всегда пахло дикой мятой, полынью, прелью, веяло грустью и холодом. Каждый, кому доводилось проходить мимо, невольно ускорял шаг. Высокие деревянные ворота, окованные жестью, которую разъедала красная ржавчина, прогнили, доски кое-где вывалились и щели пялились на прохожего глазницами дряхлого старика.

После той страшной истории Кукушка нигде не показывалась. Ни к соседям, ни к родственникам не ходила, да и они не ходили к ней. Родители ее умерли давным-давно, а брат со всей семьей сразу же после Девятого сентября сбежал за границу. И мир Кукушки ограничился маленьким кусочком неба, прихлопнувшим двор, да ледяным молчанием, затопившим комнаты большого двухэтажного дома.

Кто помнит Кукушку с давних времен, лучше всего знает, какой женщиной была она. Властная, гордая, походка плавная, надменная, плечи прямые, голова высоко поднята. Красивая у нее была голова, с высоким белым лбом без единой морщинки, волосы темно-каштановые, густые, укрощенные в две толстые косы, спадающие на спину. И тогда Кукушка не дружила с соседями. В гости ходила к брату, самому богатому человеку не только в селе, но и во всей округе, да к старосте, да к Поповым; дружила с их женами да с двумя-тремя молодыми учительницами. Одевалась всегда по-городскому — в платье и туфли. Зимой носила кожаные перчатки, голову и плечи кутала в черную, толстую шерстяную шаль с бахромой. На людскую молву внимания не обращала вовсе, что бы ни говорили, к ней словно бы и не относилось. Лишь лицо ее слегка застывало, становилось непроницаемым, а ресницы, того же цвета, что и волосы, прикрывали холодные миндалевидные глаза, и тонкий стан выпрямлялся еще больше.

Кукушка родилась в семье кулака.

Она этого и не скрывала. Напротив, подчеркивала на каждом шагу. Образованием она похвалиться не могла: закончила три класса прогимназии. Замуж вышла за учителя Маринова. Он жил в верхнем квартале со своим дедом. Отца его убили в первую мировую войну, мать снова вышла замуж, а сына оставила на попеченье деду. Учитель был самым безобидным в селе человеком. Ласковый, тихий, скромный, кроткий — мухи не обидит. Замуж за него пошла, чтобы только иметь образованного супруга. Ценой двадцати гектаров земли заполучила диплом об окончании педагогического института.

И вот у этой пары родился сын. Окрестили его Венко. В честь дяди с материнской стороны. Добрый, тихий, скромный учитель уступил, хоть и очень ему хотелось, чтобы ребенок носил имя его покойного отца, погибшего где-то в окопах первой мировой. Жена не пожелала взять его фамилию. Так и осталась она для всего села Йоной Мержановой.