Евгений Алёхин - Ядерная весна [сборник litres]

И теперь я задал вопрос как-то немного по-чемодановски, мол, все или ничего, давай, дескать, вот мы какие. И я стою замерзший и пьяный, и нас с Мариной будто не связывает все это время (хоть и с перерывами).

– Просто, – говорит она.

– Что просто?

Она отвечает раздраженно, как человек, который должен пояснить свою остроту:

– Ты сказал, если все закончилось, сказать просто!

Она отворачивается, чтобы уйти, но я хватаю ее за локоть.

– Отпусти меня! – она вскрикивает свое отпустименя специально так, чтобы услышала ее музыкальная братия. Они поворачиваются на нас, а я быстро отворачиваюсь, пинаю, что есть силы, урну и ухожу. Чуть ли не бегом бегу, лишь бы скрыться от них, лишь бы найти убежище, местечко укромное какое-нибудь.

…Я просыпаюсь позже двенадцати, с похмельем и без особого желания что-либо делать. Очень противно мне, маленько брезгаю быть собой, вот что происходит. Хорошо еще, что дома никого нет, не ходят, не гремят. Знаю, что скоро настанет момент, когда я от начала до конца промотаю в голове вчерашний день, что мне придется столкнуться со всем этим бредом лицом к лицу. Дело в том, что домой я попал только утром. Вчерашний день растянулся до сегодняшнего утра, и то, как он тянулся, меня не радует. Меня не радует, что я окончательно изуродовал этот и без того некрасивый день.

Смотрюсь в зеркало в коридоре. Весь мой лоб в царапинах, которые сделал я сам. Чтобы посмотреть на затылок, мне приходится сходить в ванную за еще одним – маленьким – зеркалом. На затылке у меня проплешина. Такая дебильная, каких в жизни я не видел. Ее я сделал не сам, но косвенно помог ей там появиться. Только, пожалуйста, пусть все забудется. Но нет: мне еще не раз в мыслях придется пережить основные события этой идиотской ночи. А потом я буду возвращаться и возвращаться к тому счастливому началу моей вчерашней прогулки, когда я вдруг обратил внимание на свои ботинки. Я бы отдал их, к чертям, чтобы убрать этот день. Выкинуть его из истории человечества куда подальше! Зачем мне приспичило встретиться с Мариной? Гулял бы себе, радовался бы, что у меня есть светло-коричневые ботинки, мечтал бы о том, как напишу повесть какую-то говенную. О-о-ой, писатель херов! Мои внутренности стонут от отвращения, что им приходится быть внутренностями такого мудака.

Мне нужно было пойти в парикмахерскую. Вот что нужно было – привести себя в нормальный вид для начала. Чтоб найти денег, пришлось порыться по отцовым карманам. Но я верну, думал я, положу обратно до того, как он заметит. Полтинник всего-то.

…Теперь я в парикмахерской, жду своей очереди. В кармане я нашел жвачку. Фруктовая, подловатая, конечно, вкус подловатый, но лучше, чем ничего. Сижу, и армия жужжащих зудящих больных огненных мыслей стучится в дверь моя. Видишь, дома нет никто! Но они не видят этого, они видят, что кто-то есть.

Пытаюсь использовать один прием, о котором читал года три назад в книжке. Фантастика, взял наугад ночью в кладовке, прочитал и забыл, но оказалось, что не зря. Вспомнил теперь. Будущее. Мужик хотел совершить преступление, но специальные охранники читали мысли. Чтобы заблокировать свои намерения, ему пришлось заучить мерзкую песенку, из тех, которые если начнешь напевать, уже не остановишься. Он тараторил ее про себя, и песенка не давала охранникам проникнуть глубже в его голову. Знаю я одно стихотворение, на английском учили в школе. Ну его хоть на японский переводите, хоть на суахили, по-моему, нужно ой как сильно постараться, чтобы испортить этот шедевр. Диалог Генри и Лизы: