Николай Шмелев - Ночные голоса

— Мест нет.

— Совсем нет?

— Совсем.

— А что нам делать?

— Не знаю.

— Куда нам идти, старая? Ночь на дворе. Дождь.

— Не знаю. Мест нет.

— Мы не уйдем.

— Дело ваше. Мест нет. Вон даже в дежурке лежит один.

Сергей Гаврилыч кипятился, доказывал, что не может быть, чтобы совсем не было мест, говорил что-то про бронь и просил отдать ее им и, наконец, стал совать старухе деньги. Но она качала головой, не отделяясь от стены, и так же сонно, медленно отводила руку с деньгами…

Опять они были на крыльце. Сергей Гаврилыч курил и чертыхался. Русанов стоял молча.

— Что ж стоять, пойдем, борода… Тут не очень далеко живет одна…

Идти, наверное, действительно было недалеко, но дождь разошелся вовсю, и когда кончился поселок и деревянные дощечки тротуара, ноги сразу потонули в грязи. Грязь хлюпала, ноги разъезжались, чемоданы мешали идти, и дорога теперь казалась нескончаемо длинной. Вокруг была чернота, без огонька и без голоса, и только ногами Русанов чувствовал, что они лезут на какую-то скользкую гору.

Сергей Гаврилыч шел молча, спина его криво сутулилась, оттянутая вбок чемоданом. Вскоре он стал останавливаться, и если сначала он еще держал чемодан на весу, то потом уже без разбору ставил его в грязь и так стоял неподвижно, а в груди его что-то хрипело и булькало. Русанов попытался взять у него чемодан, но он не отдал.

Примерно через полчаса стали проступать тени домов, где-то рядом залаяла собака.

Сергей Гаврилыч сказал:

— Почти пришли. Не хотелось возвращаться. Да куда ночью денешься?

Но голос его звучал уже веселее. Скоро он круто свернул к большой избе и по-хозяйски, в полную силу, дернул за железное кольцо ворот. Сейчас же с всхлипом отозвался собачий голос.

— Цыц, Полкашка! Не узнал?

Пес замолчал сразу, и было слышно, как он сопит теперь где-то прямо под ногами, с той стороны ворот. Сергей Гаврилыч вновь дернул кольцо. В доме раздался скрип, еще скрип — открылась калитка, и на пороге появилась женщина в длинной белой рубашке.

— Кто?

— Я.

— Сергей Гаврилыч?

— Я, я. С другом к тебе, на ночь. Только что с теплохода сошли.

— А я вещички ваши на базу отвезла.

— Что же поторопилась?

— Так… Давайте лучше и вы туда.

— Ты что, Люба?

— Что слышали. Нечего вам тут делать.

— Да ты что? Ты это серьезно?

Стало тихо. Сергей Гаврилыч растерянно молчал, а она стояла, прислонившись к косяку, улыбалась и спокойно ждала. На холоде от нее остро пахло глубокой постелью и теплой белой кожей.

— Как же так… Я ведь не один.

— Да вот так. Пожили, хватит.

— Не дури, Люба.

Сергей Гаврилыч наклонился к ней и что-то горячо забормотал ей в ухо и в это время попытался взять ее сначала за локоть, потом за плечо, но оба раза она резко дернула рукой. Рубашка сползла у нее вниз, вывалив наружу огромную грудь, она спокойно, чуть приподняв грудь в ладони, натянула обратно рубашку, совсем нагло улыбнулась, сверкнув в темноте зубами, и сказала размеренно и жестко:

— Ты, старый хрен, голову мне не морочь. Зачем ты мне? Проваливай откуда пришел.

Русанов отошел в сторону. Но обрывки разговора все равно доносились до него.

«Да как же так?..» — «А так вот…» — «Все ж было хорошо…» — «Ну и что?..» — «Я не один…» — «А мне какое дело?..» — «Да ты что, взбесилась? Куда ты нас гонишь?..» — «А мне-то что? Кто ты мне, чтоб еще права тут предъявлять? Добром уйдешь, или крик поднять?»

Выругавшись, Сергей Гаврилыч повернулся и пошел к Русанову. Калитка захлопнулась.

Они стояли, поставив чемоданы в грязь. Дождь перестал. Остро, краешком, вдруг царапнула по земле луна, но сейчас же заметалась в рваных лохмотьях туч и пропала, и опять стало темно. Где-то внизу тускло прогудел пароход. Куда идти? Они постучали в соседние ворота. Сердитый голос пробурчал в отчет что-то невнятное. В следующем доме даже и разговаривать не стали, пригрозили спустить собак.

Наконец в какой-то избе им все-таки повезло. Молоденькая девчонка суматошно забегала между избой и сараем, на ходу стряхивая с себя сон, но движения ее были развинченны и бесцельны, и казалось, она вот-вот наткнется на угол сарая или на бочку с водой — настолько густой была вокруг ночь и так трудно было в этой густоте проснуться. Она принесла подстилку и одеяло, поставила керосиновую лампу: «Отдыхайте…» — и сейчас же, даже не выйдя из сарая, сосредоточенно погрузилась в сон и незаметно исчезла в темноте.

Они лежали тихо, но оба не спали. Слышно было, как начинает шевелиться ветер. Свет от лампы покачивался из стороны в сторону, и длинные тени от вил и грабель сбегали со стены и ложились в темный угол сарая. Русанов закурил.