Николай Вагнер: Ночные смены

Смятение мыслей и чувств испытывал Алексей Пермяков, когда покинул комнатушку Дробина и предстал перед незнакомым ему миром суматошного и бесконечного движения, грохота и визга, единоборства удушливо знойных и освежающе ледяных потоков воздуха, блеска свежесрезанного металла, серебристой стружки и электрических огней.

Вслед за мастером Кругловым Алексей прошел по тесному пролету и остановился возле машины, сверкающей никелированными маховичками и вентилями. Это, верно, и был, как подумалось Алексею, тот самый универсальный расточный с горизонтальной и вертикальной настройкой, о котором только что говорил начальник участка. Управлял станком сутуловатый, в годах, человек по фамилии Соснин. Кивнув и нехотя произнеся свою фамилию, он словно забыл об Алексее, выполнял не спеша свою операцию, снимал деталь, ставил новую, закреплял ее, усердно завинчивая рукоять приспособления, и снова пускал станок. Работал Соснин неторопливо, расчетливо. Часто прикладывал к детали штангенциркуль или шаблон, напоминавший подковку.

Круглов уже давно ушел по своим делам, Алексей же стоял за спиной Соснина, чувствуя неловкость и скованность. Он старался внимательно наблюдать за работой своего учителя, но все его движения, их смысл плохо укладывались в голове, не воспринимались.

Спустя некоторое время он начал поглядывать на соседние станки, совсем непохожие на универсальный расточный. Каких только причудливых форм не были они: огромные, словно башни, и маленькие, приземистые карлики. Возле каждого деловито суетились люди — седоволосые и молодые, а то и совсем юнцы. Все были при деле, все знали повадки своих станков и, казалось Алексею, не замечали его, выражая если не презрение, то полное безразличие. И Алексею захотелось бежать отсюда прочь. Ему вдруг стало ясней ясного, что в цехе он не приживется и никогда не сумеет работать, как эти люди. Но бежать было некуда. На фронт его не взяли, а другого, более полезного дела, чем завод, он пока себе не представлял. И тут, в который раз, вспомнил Алексей первый день войны…

…Все, казалось, было таким, как прежде: солнце, синь неба, листва акаций, лип, могучего тополя, трава, густо покрывшая двор, наконец, люди. И в то же время решительно все изменилось, стало не таким, как вчера, и даже не таким, как несколько минут назад, когда прозвучало известие о том, что началась война.

Алексей Пермяков смотрел на небо, и оно меркло, продолжая оставаться миротворным, прозрачно синим. Смотрел на неподвижную зелень деревьев, и в ней проступала темень, хотя, если вглядеться пристально, листья были по-прежнему ярко-зелеными. Смотрел в лицо своего друга Кольки Спирина — и оно стало совсем другим, но что конкретно изменилось в нем, Алексей сказать бы не мог. Может быть, тень тревоги легла на лицо, а может быть, на нем отразился ход сложных мыслей, захвативших Кольку.

Оба они только что вышли на улицу, только что обговорили всяк на свой лад сообщение, переданное по радио, как прибежал их давний приятель из соседнего дома низкорослый и шустрый Юра Малевский. Он не спросил, знают ли Алексей и Николай о том, что началась война, посмотрел на их лица и понял: знают. Подсел, тяжело выдохнул, низко опустил прямые атлетические плечи.

— Да…

А через мгновение Юра со свойственным ему темпераментом заговорил быстро и горячо:

— Уверен, что не сегодня-завтра дадут фашистам по башке и — конец войне.

— Слишком оптимистично, — возразил Николай, который был старше Юрия на год, а Алексея — на целых четыре года. — Бои идут на сотнях километров границы. От Баренцева до Черного моря. Думаю, на разгром этих бандитов уйдет все лето. Давайте-ка лучше обмозгуем, что будем делать…

— Ясно что! — перебил Юра. — Пойдем в военкомат. Пусть немедленно отправляют на фронт!

— Алексея не возьмут, а нам с тобой можно.

— Почему не возьмут? — возмутился Алексей.

— Почему! Тебе едва стукнуло семнадцать, — резонно ответил Николай.

— Ну и что? Добровольцем возьмут. Увидишь!

Прав оказался Николай. Он и посоветовал пойти на завод, когда сам отправлялся в распоряжение ВВС Северного флота.

— Будешь моторы делать, — утешал он, — а я как раз моторист со стажем. Мне и будут поступать твои моторы. Имей в виду — это все равно что на фронте, на самой передовой!

Алексей очень сомневался в правоте этих слов. К тому же он ничего не знал о заводской жизни, ничего не умел и даже не догадывался о том, что все здесь совсем по-другому, чем там, в городе, в тихом зеленом дворе, в школе-десятилетке, которую только что окончил.