Николай Шмелев - Ночные голоса

Монастырь этот в глухой степи показался мне, признаться, жалким — да и каким еще он мог тогда быть? Но будды и бодисатвы, курильницы, свечи, длинные свитки, гонги, алтари, запах сандала повсюду — все это в нем было. И монахов, и паломников я в нем видел, и пение их слышал, и на буддийской свадьбе присутствовал, и сам монетку кидал в ящик для пожертвований, и, обмыв предварительно руки, дергал за веревочку маленького колокола, а потом стоял перед алтарем, склонив голову и сложив ладони у груди… А самое большое впечатление на меня произвел сам настоятель монастыря: живой такой, сухонький старичок в оранжевой тоге, с бритой головой и пронзительными, чуть хитроватыми, как мне показалось, глазами. И простые пиалушки, и чайник из сельпо, и особенно конфеты-«подушечки» почему-то запомнились, с какими мы с ним в его комнате для гостей пили чай.

— Скажите, святой отец, — спросил я тогда хамба-ламу, несколько осмелев уже после чая и поощряемый его неизменной доброжелательно-снисходительной улыбкой. — Последнее время я кое-что читал по вашей религии. И у меня сложилось впечатление, что ваша доктрина… Не будете смеяться над моим невежеством?

— Нет, не буду, не беспокойтесь. Обещаю… Ну, и что же наша доктрина?

— Что ваша доктрина включает в себя четыре важнейших, основополагающих, так сказать, момента. Первый: жизнь — это страдание. Второй: все страдания происходят от желаний. Третий: чтобы не страдать, надо не желать. И последний: а чтобы не желать, надо освоить технику буддизма. Так? Или я ошибаюсь?

— Так, — засмеялся он в ответ. — В примитиве, конечно, но в общем-то так. Ну, и что же вас смущает?

— Так как же так — не желать, святой отец? Как может человек не желать? На то он и человек, чтобы желать.

— Да вы желайте, желайте. Конечно, желайте… Вот только при этом того… Локтями-то не очень толкайтесь! — вновь улыбнулся он, сузив совсем в щелочки свои и без того узкие бурятские глаза. А для убедительности еще и дернул при этом обоими своими локтями резко в стороны — так, как толкается обычно по жизни человек…

Вот, пожалуй, и все, чем закончились мои тогдашние долгие религиозные искания… Благодать на меня так и не снизошла — по моей ли греховности или просто потому, что высшим силам всегда было не до меня. Одним словом, истинно верующим я так и не стал. Но завет хамба-ламы я помнил потом всю жизнь…

Тем более, что он в конце нашей встречи подарил мне (за смирение, наверное) длинные сандаловые четки со своей руки в 108 канонических буддийских зерен. И сегодня еще я частенько беру их в руки и перебираю в пальцах. Просветления и они, конечно, не приносят. Но душу успокаивают, это уж точно, это уж не раз проверено на себе.

В конце 60-х — начала 70-х годов на горизонте экономической науки у нас во всю блистал академик Виктор Михайлович Глушков. Сам — вне всяких сомнений — выдающийся математик, он под конец своей жизни, по-моему, все-таки несколько спятил и, если кто помнит, весьма громогласно учил тогда нашу общественность, как жить дальше и что надо делать, чтобы в экономике, наконец, наступил расцвет.

Учил он, надо сказать, очень энергично и, насколько я знаю, сумел-таки лет эдак на пять — на семь запудрить мозги всему нашему высшему начальству. Уж больно все хорошо, все логично получалось у него на бумаге и на словах, да и человек он был авторитетный, не шерамыжник там какой-нибудь, а крупнейший специалист по кибернетике. А тогда все такие дела были очень в моде — как же, научно-технический прогресс!

Вряд ли есть смысл вдаваться сегодня во все его многодумные построения. Скажу только, что главная конструкция его сводилась, в сущности, к одному: вот ужо разместим по стране тысяч эдак десять сильных быстродействующих компьютеров, закольцуем их между собой, выведем на единый центральный пункт управления — и никакого горя знать не будем! Сиди там у пульта какой-нибудь ответственный дядечка, нажимай себе на кнопки — и вся экономика страны от холодного сапожника где-нибудь на уличном перекрестке в Крыжополе до «Уралмаш-завода» будет у нас работать синхронно, как часы, как единый всесоюзный автомат.

И вот спускаюсь я как-то раз в 1970 году вниз по лестнице в одном из подъездов ЦК КПСС и вижу в вестибюле, у доски объявлений, явно чем-то возбужденную, озадаченную толпу. Что такое? Что происходит? Протискиваюсь сквозь спины поближе к доске, а на ней большое, заботливо расписанное и разрисованное на ватмане объявление: «Сегодня в клубе ЦК КПСС лекция академика В. М. Глушкова. Тема лекции: „Как переходить к коммунизму уже сейчас“. Начало в 18 часов».