Наталия Полянская - Девятая жизнь [litres]

Дед ей так и не рассказал. Когда Катька иногда под наплывом любопытства интересовалась в очередной раз, как так получилось, что воронам как-то бог послал эти два кусочка сыра, дед смеялся и отшучивался. То выходило, что котов принесли инопланетяне: сели как-то вечером на террасу и вручили – дескать, воспитывайте, Филипп Иванович, да не обижайте, иначе разнесем Землю на атомы! То сочинял, что выиграл котов в казино. «Всю ночь играл, Кисточка, а когда выиграл кучу денег, оказалось, что казино – банкрот! Принесли мне этих двоих, не оставлять же их там…» Или говорил, что котов доставили эльфы. Насчет эльфов Катька не сомневалась: дивные существа могли выпихнуть из леса бесполезных лоботрясов, вручить их первому попавшемуся деду и смыться, радуясь избавлению от нахлебников.

Но взаправду, конечно, не было эльфов. А было – что?

Есть один человек, которому известно точно.

Катька дотянулась до телефона, набрала Климанского и, лишь когда он поднял трубку, сообразила: почти утро, нормальные люди спят! Но Валентин Петрович ответил сразу, и голос его был бодрым:

– Слушаю!

– Валентин Петрович, миленький, простите меня, пожалуйста, если разбудила! – затараторила Катька. – У меня только один вопрос, крохотный.

– Ничего, я не сплю. Какой вопрос, Катерина Филипповна?

– Где дед взял котов? Он мне так толком и не сказал, все отшучивался.

– Да на помойке, где их еще взять было, – ответил Климанский спокойно.

– На помойке? – выдавила Катька.

– Если быть точным, то в мусорных ящиках у одного из домов на Солянке. Гулял вечером, услышал писк из контейнера, заглянул, а там коробка с двумя котятами. Достал да принес домой, вот и вся история. А вам не рассказывал, потому что говорил: «Моя внучка любит волшебные сказки, а эта совсем не волшебная».

– Валентин Петрович… это самая волшебная сказка на свете.

– Вот и я так думаю. Еще что-нибудь, Катерина Филипповна? А то у меня яичница подгорает…

Катька попрощалась, выключила телефон и замерла, пытаясь уловить отголосок какой-то мелкой, но очень важной мысли.

Где же, где же…

Вот оно.

Она все гадала, почему дед любил этих котов, что в них так его привлекало, и только сейчас до Катьки дошло.

Не было никакого «почему».

Как там говорил Портос? «Я дерусь просто потому, что дерусь». Дед любил котов просто потому, что любил, таких, какие они есть, – толстых наглых разгильдяев, жирненьких лоботрясов, сопящих на кровати калачиками или опрокидывающих фикусы. Не было никакой особой причины – только любовь, острая, всепоглощающая, вспыхивающая там, где ты ее и не ждешь.

«Я сразу понял, что ты – моя ».

Наверное, он и про котов так понял. Может, и еще про кого-то в жизни понимал?.. Дед никогда не рассказывал Катьке о своих любовных похождениях, хотя она знала, что разное бывало, и всю жизнь прожил холостяком. Но, может, когда-то давно он так же влюбился в женщину, а она не смогла ответить? Кто знает. Теперь уж и не понять.

Ей, Катьке, вовсе не обязательно любить котов так же, как дед их обожал. Не обязательно повторять его путь и его чувства, да и невозможно это. Она может гладить котов, когда они приходят, или забывать о них на целый день, и сейчас, когда проект закончился, не рисовать их больше ни разу. Она может любить их по-своему, так, как умеет. Возможно, однажды она научится и большой любви – кто сказал, что ей не надо учиться? Кому-то это дается с рождения, а другой лишь на склоне лет понимает, где оно – то самое чувство. Катька любила деда очень сильно и все равно не сразу выучилась этой любви, однако ей удалось. И с котами получится. И с людьми.

Фред развалился на спине, подставив длинный теплый животик, Джо сопел в кресле; Катька, чуть переместившись, осторожно провела по кошачьему пузику кончиками пальцев. Фред дернул задней лапой, Катька замерла…

И увидела.

Солнечный и ясный день, завитки облаков на чистом небе, осень, скамейка. На скамье сидит пожилой джентльмен, похожий на Шона Коннери. Рядом с ним – два кота: один устроился на спинке скамьи, второй – на коленях; джентльмен рассеянно поглаживает животинку, но смотрит в сторону. А там, в стороне, лужайка, еще зеленая, только немного кленовых листьев нападало; по лужайке к скамье бежит, смеясь, черноволосая девочка. Она запускает воздушного змея – и он реет высоко-высоко, освещенный солнцем, рыжий, как кошачий хвост.

Катька смотрела на горы.

Горы смотрели на нее.

Они были чуждые и вместе с тем – смутно знакомые, словно возникший из небытия образ, от которого по спине пробегает холодок. Казалось, они так близко, что можно потрогать, и очень далеко – никогда не доберешься! Громада камня, массив скал, темная, словно угрожающая, стена деревьев. День выдался пасмурный, и облака лишь временами открывали полоски синего неба, цеплялись за горы, заботливо укрывали их. Они жили своей жизнью: лес, горы, облака. Но Катька чувствовала: стоит дать им волю, и горы проберутся в тебя, растревожат, поселятся внутри. С ними никогда не будет спокойно, покой нам только снится, да и зачем он нужен? Скучно.