Михаил Гиголашвили - Кока

Нападки, возмущение и ультиматумы соседей не имели предела. Коке не давали играть – тут же начинали колотить в стены или по батареям; порой было не понять: он ли это стучит, или соседка Лия, крашеная блондинка-парикмахерша, истерично колошматит в стену.

А Кока тем временем и через знакомых лабухов в Доме офицеров нашёл учителя по ударнику, Воку Шершукова, и упорно ходил к нему на занятия. Воке, молодому парню со жвачкой во рту, всегда было не до Коки: он вечно куда-то торопился, опаздывал. Наскоро показывал на круглой плоской резине какую-нибудь дробь:

– Вальс, чувой, это тебе не хер собачий, это мировой ритм! – И, приказав отстукивать три четверти, уходил на кухню, ел, пил чай, болтал по телефону или читал журналы, изредка появляясь в комнате, надувая пузыри из жвачки и одобрительно хмыкая:

– Молодец, чувой! Левую руку чётче! Три четверти – раз-два-три! Руки расслабь, распусти! У драммера все руки-ноги должны пахать отдельно, но одновременно! Правая рука бьёт по правой тарелке, левая – по малому барабану, правая нога – на бочке, левая нога – на чарльстонке! А ну, теперь босса-нову, что вчера учили! Босса-нова – это, чувой, тебе не кошка срыгнула, это великий ритм! Завтра димпитаури-дампитаури [76] Грузинский народный тип игры на барабане. будем учить! И не горбись! Центр тяжести должен лежать в жопе, а не в животе! Ударник – боец, он должен вести за собой всё воинство! Ногой не шлёпай по педали! Ты не балерина, носком бей!

Иногда начинал учить Коку:

– Группа, чувой, это тебе не ёжик чихнул, а пирамида: три точки – это три гитары, а верхушка – это ударник, он сцепляет музыку воедино. Купи метроном, под него лучше отбивки учить! Сегодня – свинг. Свинг, чувой, это главнейший мировой ритм! В свинге важен триоль: два частых, один долгий. Ударник – это отбойный молоток, он обязан держать ритм, чтоб всё не развалилось! Барабан – сердце жизни, пульс! После смерти душа драммера переселяется в барабан! А в Африке вообще атас: пока барабан кровью жертвы не омоют – не играют! – И опять уходил на кухню, где вёл по телефону тайные разговоры, включая при этом воду, “чтоб КГБ не слушало!”, но Кока улавливал:

– Чувой, я даю тебе бочку за два альта… Нет, за два!.. Моя бочка – фирма́, стоит двести баксов, а твои альты – чешские, битые… Ты мне, кстати, ещё лаве должен за те бонги, что я тебе подарил… А разве не подарок – полтинник за два бонга? Подарок. Так что мозгуй… Не надумал тарелками махнуться? У меня есть хороший хет, но райда не хватает… Есть ещё бубен купить… Шаманский, за стольник, прямо из Сибири. Что? Как кому на хрен нужен?.. Да бубен – это тебе не комар перданул, это отец барабана!.. Ладно, чувой, вижу, с тобой каши не сваришь. Звони, если с бочкой надумаешь… – А иногда вылетали фразы совсем уже непонятные: – Том-томы к джембе… Райда не хватает… Парадидлы и тремоло… На дайре – труднее всего… Напольные, для коктейль-друма самое то…

А Кока старательно отстукивал на резинке ритмы, каждый раз надеясь, что в конце занятия Вока даст сыграть на настоящем ударнике, на большом комплекте, что стоял в отдельной комнате торжественно, как трон, покрытый чехлами. Вока неохотно пускал туда Коку, аккуратно снимал чехлы, всякий раз нервно надувая жвачку и предупреждая:

– Сильно не шмаляй! Барабан не порви, чувой! Чарльстонку осторожно жми, не сломай! На педаль сильно не дави! По тарелкам не бей! Такая тарелка дороже тебя стоит! – И после первой же громкой дроби или звона зажимал уши с причитаниями: – Всё, всё, кода, чувой! Это тебе не вошь накашляла, а ударник из бундеса, Ludwig ! Штукарь за него папа отвалил! Хватит! У меня и так весь день голова болит! Время, чувой!

Иногда Вока в лирическом состоянии (от выпивки или травы) любил обрисовывать философию бита:

– Бас и ударник – близнецы-братья! Бас, чувой, должен быть внушительным и упорным, а ударник – упрямым, как карабахский осёл. Даже если бомба упадёт, или волной накроет, или Брежнев умрёт, или фуникулёр рухнет – драммер со своего ритма сойти не имеет права! Даже если все умрут – ты барабань! И даже мёртвый драммер должен держать бит! Ударник – это вечный огонь, вечный двигатель! Бочка должна бить прямо в мозг! На отскок не надейся, своими руками работай, тренируй дробь! За левой клешнёй следи, она опаздывает. Дробь, чувой, это не жук чихнул, это искусство, поэтому у всех великих драммеров свои повадки, своя дробность. Ищи свою! Ударник должен быть лихой, как абрек, упёртый, как ишак, и наглый, как танк! Дробь для ударника – мама родная. Вот завяжи мне глаза и дай дроби слушать – я сто процентов отличу дроби Джона Бонхэма от Кита Муна или Бадди Рича!