Михаил Гиголашвили - Кока

– Завтра в час дня я буду около ГПИ, верну! Договорились?

Назавтра Кока обречённо ждал возле института. Вместо главаря пришёл какой-то тип и сообщил, что вчера случилась драка, приехала милиция и всех обобрала – деньги, часы и даже куртку с одного кента содрала.

– Вот, он прислал взамен! – И дал Коке потрёпанные “Луч” с треснутым стеклом.

И Кока взял их. Это – третья ошибка.

Хищник на просьбу показать часы ответил бы, не снимая их: “Это что тебе, кино? Так смотри!” А на требование одолжить ответил бы веско, что идёт сегодня на свадьбу, самому нужны. А травоядное – безропотно отдаёт.

Мысли Коки продолжали блуждать по тупикам памяти. Не только часы у него пропадали. Были потери и пожирнее.

В юности Кока мечтал стать рок-звездой. Вот он выходит на сцену стадиона, ревущего от одного его вида. Какая это, наверно, сладкая власть – держать в руках тысячи! Заставлять их подчиняться своему голосу и движениям! Час-другой – концерт, а в остальное время ты – кумир, идол, нарасхват, богат и всеми любим!..

Он день и ночь слушал группы, отчего в доме стоял тарарам, а со двора неслись нарекания соседей. Вначале “Битлы” и “Роллинги” крутились на бобинном плёночном “Айдасе”, где плёнка вращалась так быстро, что каждые пятнадцать минут приходилось менять бобину, не то плёнка обязательно заплетётся на штырь. Потом – на “Комете”, которая подключалась к старой радиоле, – та давала отличные басы, из-за чего жалобы соседей стали жёстче.

Коке больше всего нравились бас-гитара и ударные, но на гитару нужны были деньги, усилители, аппаратура, динамики. И Кока взялся барабанить в ритм музыки спицами по пустым консервным банкам из-под сельди. Грохот и треск стояли оглушительные. Жалобы соседей стали злобнее и упорнее. Хоть в Тбилиси всегда шумно, но бой по жести – это уж слишком даже для привычных ушей: бывало, на свадьбе езидов барабан бил три дня и три ночи не переставая, и ничего, никто в милицию не звонил, все всё понимали.

Но Кока не сдался. Собрав и натаскав из бабушкиного кошелька денег, купил у всеведующих евреев на Мейдане тройку Takton : барабан, тарелку и звеневшую серебряным звоном чарльстонку, после чего соседи пожаловались в жилконтору, откуда явился домоуправ, пожилой мужчина в сталинском кителе с пустым левым рукавом, и строго попросил Коку не беспокоить соседей, не то дело дойдёт до милиции.

Плевать! Кока заболел блюзиазом. В нём навсегда засело, въелось в кожу и душу сиятельное владычество Led Zeppelin , томлёная грусть Pink Floyd , небесные пульсары Deep Purple , гордые и величавые напевы The Cream, неистовый рокот и рыки Black Sabbath , громы Grand Funk , хитрые зигзаги Jethro Tull , задорный весёлый плач Santana , вечная песнь Iron Butterfly , сумрачная гармония The Doors, доисторические витражи Emerson, Lake and Palmer. А над всеми парил Джимми Хендрикс, первый проповедник и проводник в роковом раю. И стонет Дженис Джоплин, бесстрашная вожатая в стане блюза.

Кока раздобыл несколько снимков великих ударников, и у каждого при игре были высунуты, как у собак, языки – видно, от усердия и усилий. А бабушка говорила, что Кока во время долбежа по барабанам похож на дебила-аборигена, который из всех инструментов, выдуманных человечеством, выбрал самый тупой, дикий, примитивный и невыносимо громкий.

Бабушке барабанное увлечение внука было особо обидно – сама она всю жизнь слушала итальянские оперы, называла Пуччини отцом музыки и водила маленького Коку в зал, где он умирал со скуки, засыпал, всё время хотел в туалет и с тех пор возненавидел как оперу, так и балет, куда бабушка тоже пыталась его затащить. Но он не прельщался даже видами полуголых балерин, и в день балета убегал из дому или прятался в шкафу. Хуже балета только Пантеон, куда бабушка исправно гоняла его пешком по жаре в гору.

В Сололаки жил бородатый Эмиль, он мог достать любую пластинку за сутки-другие у евреев на Мейдане. У него Кока, выкрав всю бабушкину пенсию, купил за сто рублей пластинку Led Zeppelin II , сдувал с неё пылинки и учился под неё играть соло-партии, что очень не нравилось бабушке, которая саркастически спрашивала, почему певец вопит так, словно ему прищемили причиндалы, а другой визжит почище уличного кота Шошота? Своё возмущение она выражала ещё и тем, что периодически задавала вопрос, не хочет ли Кока учиться играть на контрабасе. “Тоже очень интеллектуальный инструмент!” – язвила она, но Коке контрабас категорически не нравился: звук у него, как у плохо натянутой верёвки, куда ему до фендер-баса!