Михаил Гиголашвили - Кока

– Каждый волен веровать по-своему, – начал Лука, но другой солдат пихнул его ногой:

– Заткни глотку, придурок!

Лука замолк. Понуро стоял возле дерева. Верёвка резала запястья. Изловчившись, стал исподволь шевелить кулаками, ослабляя узлы. Солдаты отошли к дороге, совещались и, казалось, чего-то ждали.

Вот послышался неясный шум… Ближе и яснее…

Уже различимы бряцанье железа, ропот, гул шагов. Из-за поворота начали появляться солдаты. Шли толпой, и даже издали видно, как они устали.

– Поворачивай его спиной к дороге! – засуетился Манлий, и оба римлянина грубо развернули Луку, чтоб тот не видел солдат. – В третьей центурии уже есть пленные. Сдадим его туда!

Они отвязали Луку от дерева и поволокли, ухватив за отвороты кацавейки и за бороду.

– Эй, ещё одного берите! – Они забросили Луку в середину и сунули верёвку детине-солдату: – Держи!

Тот заворчал, но Манлий прикрикнул на него:

– Ты что?.. Я приказываю! Исполнять! Это лазутчик! Головой отвечаешь!

Солдат кивнул и замахнулся на Луку:

– Дёрнешься – глаза повышибаю!

Лука покорно шёл в толпе солдат.

Всё произошло так неожиданно, что он только подчинялся. Да и что было делать? Хаотично прыгали мысли. Он так давно не видел людей, и вдруг такое! Римляне! Лазутчик! Шпион!..

Он был словно собака на цепи: вот она, свобода, – и вот она, цепь!

Стал оглядываться. По лицам и выкрикам солдат понял, что они злы от усталости и голода. Отовсюду слышна ругань. У многих поклажа волочилась по земле. Пахло по́том немытых тел. Справа двое солдат, на ходу разливая из фляги, угрюмо о чём-то переговаривались. Поблёскивали синие наспинники. А вдали, высоко над землёй, покачивался на древке железный кованый кулак.

Впереди семенили две щуплые фигуры, головы сунуты в колодки наподобие ярма, как быки в арбе. Лука невольно ускорил шаг и успел разглядеть: мальчишка-подросток и старик в белой рубахе до колен. Лицо старика красно от натуги, челюсть прижата к доске. Мальчишка, рыжий, в рванье, изредка поднимал руки к доскам и царапал дерево, хрипя. Оба часто перебирали ногами.

“Тоже пленные…”

– Приор! Приор! – вдруг послышалось вокруг.

Солдаты быстро завинтили флягу. Все подтянулись. Топот приблизился.

– Этот? – указал приор копьём на Луку, вскидывая медный налобник.

– Да. Лазутчик! – сообщили ему. – У леса изловили.

– В лагере привести ко мне! – приказал приор, щёлкнул копьём старика по спине: – Живее, падаль! – и уколол остриём мальчишку под зад: – И ты не спи, недоносок! Шевелись!

Старик засеменил чаще. Заспешил и мальчик. Не попал в ногу, и оба повалились на дорогу. Их с бранью стали поднимать солдаты. Приор галопом поскакал дальше. Из-под копыт его коня в солдат полетели комья грязи, вызывая новый прилив ругани.

Две центурии карательного легиона “Кулак”, отставшие от главных сил из-за дождей и нехватки лошадей, шли по вязкой дороге. Мелкие камешки врезались в подошвы, и часто какой-нибудь солдат, прыгая на одной ноге и держась за соседа, выковыривал их из сандалий.

“Всё разъяснится!” – успокаивал себя Лука.

Идти с завязанными сзади руками трудно. На старика и мальчишку он старался не смотреть. Верил, что сумеет убедить приора в том, что он не лазутчик, а просто человек, и шёл молча, изредка спотыкаясь, за что получал рывок цепи и ворчание детины-поводыря. Старик и мальчишка спотыкались всё чаще, их почти волоком тащили солдаты, пиная за каждый неверный шаг. Оба натужно хрипели и булькали в ярме. “Их за что?”

Железный кулак на древке, качаясь, свернул с большой дороги. Солдатская змея, изгибаясь, повернула вслед за ним на каменистый просёлок. Грохот и скрежет стали громче, мешаясь со скрипом башенок, те на разборных колёсах подпрыгивали по камешкам, заваливались в ямы.

Теперь шли по безлюдному селу. Обгоревшие дома стоят открыты. Бродят собаки с поджатыми хвостами, торчат зубчатые балки проваленных крыш. Тут и там видны таблички с номерами – это дежурные по лагерю раньше других вошли в село, приготовить еду и ночлег. Солдаты выходили из строя и тащились к своим номерам.

– В домах скорпионы, змеи! Псы одичалые. Всего ожидать можно! – роптали иные, на что другие возражали:

– Всё лучше, чем палатки ставить. В задницу твоего приора вместе с его палатками! И легата туда же шелудивого! Сами небось на коврах спят!

Строй редел. Но пленников вели дальше.

Остановились возле сгоревшей синагоги. Под закопчённой стеной солдаты возились со складным жертвенником. У входа прислонено громадное древко с чеканным кулаком.