Михаил Гиголашвили - Кока

Нукри махнул рукой:

– Не бери в голову. У него есть, раз заплатил. Тем более… как я узнал сейчас, это всё мои косяки были. Вот за них он и расплатился. Ну, а я буду платить по счетам моего сына… Так это идёт, сам знаешь. Внуки отомстят за невзгоды дедушек…

Нукри уже собрался в гостиницу, но Кока захотел обязательно войти в белый дворец счастья.

– Тут недалеко. Вон он, за поворотом!

Они по тропинке добрались до здания, вполне обычного снаружи.

Из табличек возле входных дверей следовало, что тут и жилконтора № 15, и студия хорового пения, и курсы ДОСААФ, и кружки рисования и лепки…

В вестибюле за столом сидела секретарша.

– По делу? К кому? Куда?

– К вам! – Кока положил на стол плитку шоколада и спросил, что́ тут было раньше, – но девушка не знала, смутилась.

Они потолкались, поглазели на плакаты и расписания кружков. Когда уходили, Нукри заметил, что надо бы взять телефон у симпатяшки-секреташки, но Кока был уверен, что он никогда в жизни больше в Пятигорске не появится – хватит, приехал, посидел, поумнел… Пусть теперь другие ездят, сидят и умнеют! А его ожидает Тбилиси. Цвет небесный, вечный, синий над Сололаки! Бабушка! Кучмачи с гранатом! Мегрельские купаты! А сколько близких людей боролось за него! И отец, и мама, и Мея-бэбо! Даже отчим! Все! “Это ценить надо! Это самое дорогое в жизни, а не гашиш! Да будь он проклят, если из-за него столько близких людей должны страдать!”

Дядя Нестор расплатился с последними долгами, и они взяли билеты на самолёт из Минвод в Тбилиси. Предполётные дни заполнились волшебной ерундой: шатались по улицам, то весёлой гурьбой, то по отдельности. Заходили без дела в магазины и ка-фе, пили коктейли и, несмотря на мартовский морозец, лакомились мороженым.

– Гижи-марти [216] Март-псих, сумасшедший (груз.). , ничего не поделаешь!

Улучив момент, Кока поблагодарил дядю Нестора за всё, тот усмехнулся:

– Ладно… Ты как сын мне, как Нукри… Дай бог, чтобы это было для вас уроком. Сидеть страшно?

– Немного, вначале. Но потом привыкаешь. И в камере нормальные люди, за всякую ерунду сидят.

Дядя Нестор кивнул лепным лицом.

– Это да, сажать у нас любят. Хлебом не корми, дай только посадить кого-нибудь, чтоб раздербанить его бизнес между своими… Сидел достойно?

– Да. Смотрящим даже был, рулём. И Нукри хорошо сидел.

– И то хлеб… А анаша того не сто́ит. Я сам в молодости не раз курил, тогда её на Мейдане и Авлабаре навалом было, прямо из окон продавали, через форточку. Только есть один секрет: не дурь и выпивка должны быть твоими хозяевами, а ты должен быть их повелителем – тогда и жизнь свою проживёшь спокойно, без бед на свою задницу.

Вечерами сидели в ресторане. Слово “ресторан” с детства рождало в Коке приятные эмоции, а сейчас это место казалось самым райским на земле: яркий свет, хрусталь, белоснежная скатерть, мелодичный звон бокалов, пёстрые цвета, музыка. Кока не переставал удивляться красоте мира – он смотрел вокруг иными, новыми, промытыми после тюрьмы глазами, особенно на женщин, схожих с огромными разноцветными бабочками, что слетелись к столам, окунают свои прелестные хоботки в бокалы, едят салаты, жюльены и пьют пенистое вино.

Старшие вспоминали двор, детство, первые свидания, на которые, оказывается, молодой Нестор когда-то приглашал шестнадцатилетнюю Этери. Но что можно скрыть в таком дворе? Нестор имел со своим отцом, суровым, сухим Котэ Луарсабовичем, крупный разговор. “Или женись, или оставь девушку в покое!” – стучал палкой об пол старик (и правда, тогда с этим делом было строго и сурово: стоило несколько раз паре пройтись по улицам вместе, да ещё, не дай бог, под руку, как этот факт тут же фиксировался множеством глаз и ушей и разносился по району). И Нестор оставил девушку – жениться было рано, да и денег не водилось, а без денег какая женитьба? Он занялся всерьёз делами, в чём и преуспел, а на Этери внезапно женился будущий Кокин отец, взбалмошный красавчик Ивлиан…

Дорога до Тбилиси пролетела незаметно. Ещё бы! Когда переполнен счастьем, всё мчится быстро, это в “отстойниках”, “конвертах” и карцерах время тянется мёртвой петлёй, затягиваясь всё туже в узел, какой подчас самому царю Александру разрубить не удаётся с первого раза…

Во дворе их встречали, как не встречали, наверное, Егорова и Кантарию после водружения ими Красного знамени над Рейхстагом. Дети развесили на старом платане мигающие гирлянды, привязали к бельевым верёвкам воздушные шары, к ним прицепили свои рисунки, а самая маленькая девочка рассказала стишок для взрослых дядей после длительной командировки.