Михаил Гиголашвили - Кока

Расписной ел, сидя на табурете. Беспал и Кока – на нарах, на весу держа миски. Борщ получше, чем в карантине. Даже плавают два кусочка мяса.

– Ешь быстрее, миску освобождай, сейчас кашу загрузят, – поторопил его Расписной, видя, как Кока с непривычки возится с борщом, – то ставит миску на нары, то берёт обратно. – Садись на нары, а миску на стол поставь! Ты длинный, дотянешься!

Прежде чем сесть напротив Расписного, Кока осмотрелся (нет ли подвоха), но Беспал ловко управлялся со своей миской, держа на трёх пальцах, как чашу с вином. Савва лежал молча, с закрытыми глазами.

– Который уже день не хавает! – покачал головой Расписной.

В дверь застучали:

– Каша, матерь ваша!

Каждый получил увесистый шлепок овсянки с кусочком масла.

Кока кисло спросил:

– Всегда овсянка?

– Иногда перловка. Или макароны.

После обеда, сняв ботинки, уложив голову на подушку и укрывшись одеялом, Кока размяк и на предложение Расписного сыграть в нарды отговорился головной болью. Тот не стал настаивать, дал Коке таблетку анальгина, опять разложил шахматы и, сверяясь с газетным листом, начал переставлять фигуры, время от времени отвлекаясь на вязанье.

Коку особо никто не расспрашивал, поэтому понять, кто наседка, сложно. Самый зажиточный – Расписной. У Саввы пусто. У Беспала в ячейке – только пачка махорки. Черняшка говорил, что обычно жирует наседка. Исходя из этого наседкой должен быть Расписной, но все свои чаи и чесноки он мог просто покупать – сказал же, что вертухаям уже полгода не платят зарплаты и они рады любой копейке? И вообще, какая разница, кто именно наседка? В любом случае надо держать язык за зубами – разве в камере размером с грузовой лифт можно что-нибудь утаить?

Часа через два после обеда вывели на прогулку.

Они пошли втроём (Савва отказался). Сало послушно, по слову Расписного, отворил дверь пошире – хату проветрить – и повёл их вниз, стуком ключей по решёткам предупреждая, что ведёт камеру. Спустились на первый этаж. Там дежурил Око с серым бельмом вместо глаза. Он неприязненно кивнул Салу, приоткрыл дверь, приказал:

– Проходь по одному

Дворик – метров пятнадцать. Стены из грубого камня. Сверху – решётки. По ним медленно прохаживается надзор – видны только подошвы сапог и дуло автомата, опущенное вниз смертельной дыркой.

Далеко за стенами с колючей проволокой, на пригорке – дивное белое здание, светится, словно волшебный за́мок.

Кока зачарованно смотрел на белоснежный дворец. Вот бы сейчас там очутиться! На прогулке мысли о свободе причиняли боль почти физическую. Никогда не побывать ему в этом замке!.. “Подожди, ещё только первый день! Что-то ночью будет… – зловеще говорил внутренний голос. – Устроят прописку – что тогда?” “Если что – Замбахо напишу!” – вспомнил ночной разговор в карантине. Да, пожалуюсь на беспредел. Говорил же Черняшка, что в тюрьме надо держать ответ за всё, а Замбахо – вор или что-то в этом роде, его дело – жалобы разбирать.

Кока стал вспоминать, кого из воров он знает. Ну, Нугзар… И всплыла в памяти скандальная история с мегрельским вором Фридоном (настоящим ли вором, осталось неизвестным). Она ещё хорошо закончилась: никто в ментовку, в больницу, в морг не попал, а могли бы!..

Расписной, прохаживаясь вдоль стен, невзначай спросил:

– О чём думаешь, коллега?

– Что с Саввой? Почему он так лежит, не ест? В базок не выходит?

– Депресняк. Статья большая, до расстрела… Не имею права говорить, пусть сам скажет, но статья нехорошая…

– Сучья? Насилие? Бабская статья? – понял Кока.

– Вроде того. Мохнатый сейф.

Они бесцельно попинали теннисный мяч, кинутый им Оком.

– Разминайся, футболеры!

Беспал к ним не присоединялся – он быстрым шагом обходил дворик вдоль стен, что-то бормоча и крестясь.

– На бога надейся, но и сам не гадь, как еврейцы говорят! – глядя ему в спину, процедил Расписной.

Поднялся ветер. Расписной крикнул:

– Око, родной, веди в хату – холодрыга! – А на вопрос Коки, можно ли в тюрьме достать что-нибудь тёплое на зиму, флегматично отозвался: – Всё можно, было б бабло. – И значительно подтвердил: – Всё! Вертухаи голодные, на каждый рубль бросаются, как шалавы на фирму́, а за баксы туфли тебе будут чистить и шнурки гладить!

– Как с Тбилиси связаться? Следак не дал позвонить…

– И это можно устроить.

Кока не удержался, поблагодарил. Кстати, спросил, как можно узнать, сидит ли в тюрьме его подельник, Нукри Гогоберидзе, сам думая: “Может, у Нукри есть деньги? Он тоже тут, наверно?” Расписной ответил, что узнать можно, а Беспал, не прекращая своего спешного хода вдоль стен, добавил: