Станислав Смагин - Там, где мой народ. Записки гражданина РФ о русском Донбассе и его борьбе

Доводилось встречаться с именованием Галана «галицким Салманом Рушди». Сильное, но не совсем корректное сравнение. Рушди затронул исламские догматы и ключевое лицо вероучения, Галан же направлял острие своего пера исключительно против религиозного института и клира. Впрочем, с учетом католической доктрины о непогрешимости папы, делающей полубогом и полпредом Всевышнего на земле любого хозяина Ватикана уже по факту статуса, в глазах самих врагов Галана аналогия была бы уместной. Это, правда, говорит больше о врагах и их предмете веры, чем о писателе.

А Ватикан, напомним, тогда был не чета нынешнему, регулярно компрометируемому скандалами, погрязшему в экуменизме и «розовом» христианстве и возглавляемому папой Франциском — сторонником теории Большого Взрыва и добряком, утешающим маленького хозяина умершей собаки тем, что у животных есть душа, и они с четвероногим другом еще обязательно встретятся. Ватикан первой половины XX века сначала в 1914 году благословил те самые лагеря смерти Терезин и Талергоф, в один из которых бросили отца Галана, а затем в 1941 году с одобрением отнесся к рождению «Независимого государства Хорватия» и бандеровщины, самых свирепых отпрысков германского «нового порядка» в Европе, порой неприятно удивлявших даже самих немцев. Во втором случае выразителями одобрения выступали Шептицкий и Слипый, иерархи Галиции. Между ОУН и усташами, что вряд ли удивительно, существовали тесные дружеские связи, а среди подразделений вооруженных сил «НГХ» было и украинское. Через полвека сотрудничество возобновилось на новом историческом этапе — скажем, не так давно палач Сербской Краины, международный военный преступник Анте Готовина давал Борису Филатову ценные советы по геноциду Донбасса.

После освобождения Западной Украины в 1944 году недавний духовный окормитель бандеровцев митрополит А. Шептицкий мгновенно мимикрировал и стал слать Сталину не менее восторженные письма, чем раньше слал Гитлеру. Возможно, фокус с приспособлением к очередной смене условий и удался бы — советская власть показала себя на удивление травоядной к бывшим коллаборационистам. Да и пример сделавшего при большевиках отличную академическую и политическую карьеру Михаила Грушевского (Галан и его не щадил, называя «историком по профессии и врагом истории по духу») был совсем свеж. Но рассуждения о дальнейшей судьбе одиозного митрополита навсегда остались в пространстве сослагательного наклонения — вскоре Шептицкий умер.

Ухудшение же международной обстановки и продолжение боев с бандеровцами заставило Москву пойти на демонтаж грекокатолицизма (униатства), одной из духовно-идейных основ западноукраинского сопротивления, имевшей к тому же предельно недружелюбный к СССР/России внешний центр притяжения, Ватикан. В марте 1946 года Львовский собор принял решение о ликвидации Брестской унии 1596 года и возвращении Украинской грекокатолической церкви в лоно РПЦ.

Галан, сам человек неверующий, приветствовал воссоединение двух церквей. Для него разрыв с папизмом был, если использовать марксистскую терминологию, прогрессивным шагом. Но писатель понимал, что это не финальная точка и даже еще не финальный этап борьбы, поэтому продолжал бичевать и бандеровцев, и Ватикан, и уничтоженное организационно, но продолжившее активное катакомбное существование униатство. Многочисленные жертвы бандеровского террора, список которых в сентябре 1948 года пополнил и протопресвитер Гавриил Костельник, главный идеолог Львовского собора, лишь подчеркивали, как еще долго до капитуляции противника. Галан знал, что он одна из наиболее вероятных следующих жертв, и тем не менее ни на день не прекращал свою борьбу с бандеровским ИГИЛом. 24 октября 1949 года она была оборвана ударом бандитского топора.

Мы не знаем, когда на территории, получившей в 1991 году путевку в жизнь под названием Республика Украина, будут восстановлены порядок, мир и историческая справедливость, каковы окажутся формы этого восстановления и какие оно демаркирует границы. Однако одним из заключительных его штрихов, с точки зрения политики, историософии и даже банальной географической логики, должно стать возвращение памятников и вообще памяти о Ярославе Галане на родную и любимую им землю, которая когда-то была юго-западным пограничьем Руси Рюриковичей и называлась Галицко-Волынским княжеством. Ждать, видимо, придется долго. Хорошо бы не те 115 лет, что сегодня минули со дня рождения Ярослава Александровича Галана.