Жорж Старков - Город ненаступившей зимы [СИ]

— Не знаю, — развела Лена руками. — Просто, есть такое… Понимаешь? Вот смотришь на человека и знаешь, как его зовут, кто он, какой — хороший, плохой, любит кого-то или только себя… Как рентген, только по-другому…

— Понятно, что ничего непонятно… — хмыкнул под себе под нос Булавин. — Так что, с братом-то? Случилось, что?

— Нет. Но я чувствовала — что-то должно случиться. У него на душе тяжесть какая-то. Такая, знаешь, к мёртвым утянет…

— Типун тебе на язык, чучело!

— Ты пригляди за ним. Я чувствую — он парень хороший. И связь вашу чувствую. Ты, ведь, тоже её чувствуешь, правда?

— Правда, — несколько успокоился Сергей.

— А как это? — уставилась снизу вверх девушка.

— Что — «как»? — не понял Сергей.

— Чувствовать? Что ты чувствуешь рядом?

— Ну… — Булавин замялся, перебирая в памяти ощущения. — Я, как будто, снова живой. Ощущаю ветер, запахи… Это, как дверка в тот мир… Я могу выходить, но не могу чувствовать полностью. Я — просто дух. А рядом с родными, словно обретаю плоть. Не знаю, как это объяснить…

— Это прекрасно! — нежно проговорила девушка и от резонанса мягкого, почти детского голоска с внешним видом, Сергею стало как-то не по себе.

— Был, правда, ещё один раз, — вдруг вспомнил Булавин, — на крыше. Пацанята чуть не упали и я помог. Тогда, я тоже, будто ожил…

— Вот, видишь, тебя вдохновляет жизнь! — почти пропела Лена. — Жизнь! Жизнь твоей родной крови, жизнь крови чужой. Вот твой смысл!

— Я плохо тебя понимаю, но, да, мне нравится быть рядом с живыми, и я люблю своих родных. Что в этом такого?

— Ничего, — развела руками девица. — А вот меня вдохновляет смерть… Ты чувствуешь себя живым при одних обстоятельствах, я при других. Когда очередной подонок, вместе со склизким потом источает саму эссенцию страха — вот тогда я жива! Вот тогда я чувствую воздух, ветер, запахи. Запахи страха, отчаяния, боли. У них у всех есть свой запах. Просто живые его не слышат. А я чувствую!

— Ты — больная, — почти равнодушно констатировал Сергей, так как, по большому счёту, на тот контингент, на который был направлен гнев Лены Юсуповой, ему было наплевать. — Чучело, ты валерьяночки выпей. Помогает, говорят…

— Я лучше твоей разбавленной бормотухи выпью, — отмахнулась она и, без спроса, дважды отхлебнула, вернула тару и, поднявшись, медленно побрела прочь.

— А за братом ты, всё-таки, приглядывай! Чувствую — тьма внутри засела. Утянет она его к нам.

— Иди уже, чума! — вполголоса бросил Булавин, однако, для себя отметил, что советом «чучела» всё же не стоит пренебрегать.

Когда Сергей подошёл к домику своего брата, который был свеж и ухожен, совсем не такой, каким казался из мира мёртвых, то увидел, что дворовой столик разложен, а вся родня уже заканчивает поздний ужин. Сергей окончательно вышел из серой реальности нынешнего бытия и заскользил по дорожке, приближаясь всё ближе к столу и мангалу, в котором ещё не до конца прогоревшие угли жили живым теплом. Сергею, почему-то всегда было холодно, когда выходил в мир живых. Он делился своими наблюдениями и с Толиком и с Вайнштейном, но они лишь пожимали плечами. У них таких ощущений не возникало. Так что, в этом смысле, Сергей оставался феноменом, и потому выныривая из сумрака загробной жизни, всегда стремился теплу, словно болезный котёнок. Причём, привычные вещи, например, раскалённый на солнце металл или асфальт — вовсе не грели. Не грело ничего, кроме живого человеческого тела и открытого огня. Как выяснилось теперь — не успевшие остыть угли тоже вполне годились на то, чтобы обогреть мертвеца. Хотя, сейчас и они были лишними. От родных шло не просто тепло, а настоящий жар. От незнакомых людей такой энергии не ощущалось — это Сергей уже успел заметить. А, вот от родственников… Они прямо-таки пышали жаром. Сильнее всех — брат, чуть слабее — отец и мать. Затем — маленький Витюша. От Оксаны тоже шло сильное тепло, хотя она не была родственницей. Видимо, свою роль в этих замудрённых процессах играла не только кровь. Впрочем, в столь тонкие аспекты Сергей не хотел вдаваться. Было достаточно того, что он среди родных, куда загробная изморозь не смеет тянуть свои корявые пальцы. Ещё совсем недавно они так же сидели, ели шашлык, выпивали, шутили, смеялись… А потом ничего не стало. Всё затянуло серым мороком, что не развеется уже никогда.

Несколько минут Сергей сидел на корточках и глядел на, то и дело, краснеющие под дуновениями ветра угли, не вслушиваясь в разговоры близких. Внезапно насторожился, поняв, что никаких разговоров и нет вовсе. Все сидели молча. Брат курил, отец дожёвывал кусок мяса, мать просто смотрела в темноту, Оксана, как-то неуклюже и отстранённо играла с Витюшей в «ладушки». Мальчик тоже, будто чувствовал — у взрослых что-то не так и особо не щебетал, как это было по обыкновению.