Юлия Сиромолот - Подсолнух и яблоки

Он взял несколько фотоснимков, прищурился, разглядывая яркие цвета: домики и фигурки, горы и море, как на детском рисунке.

— Они очень выразительные. Здорово, что они тебя заинтересовали. И может получиться интересный материал. Ты, наверное, знаешь, что их в Лувре выставляли, да?

— Да, в шестьдесят четвертом, я читала об этом… Но все-таки Виолетту Парра все знают, а вот, скажем, донью Хосефу Мартинес — разве только соседки…

— Ну, что для Лувра было хорошо, то и для «Консуэло» сгодится. А эта донья Хосефа — это вот ее работы?

— Угу. Собиралась сегодня к ней в поселок поехать, еще поснимать, как она за работой… а потом смотрю — а из моей «букашки» масло потекло. В мастерской сказали, завтра к обеду только сделают…

— Тогда в «Апельсин» надо вместе ехать. Мне еще надо побывать в одном месте, там дел на полчаса примерно. А потом я за тобой заеду, идет?

— Слушай, если на полчаса, может, возьмешь и меня с собой, а то голова уже гудит? Я все равно тут за полчаса и даже за час ничего не высижу, наверное, а так хоть воздухом подышу.

— Там может быть… неприятно. Но ты, конечно, можешь поехать со мной, если что — подождешь в машине.

— Конечно, подожду. Это же твоя встреча.

— Тогда пойдем, пойдем. Ты готова уже?

— Да, я… — снимки и блокнот я сунула в сумку, остальное — в ящик стола. — Вот. Все. Готова.

— Ну, пойдем.

Вот это его «там может быть неприятно» ужасно меня заинтриговало. Куда же это он собрался? В машине не утерпела:

— А что за встреча?

— Беженцы, их будут там снимать для частной телестанции. Американцы.

— Беженцы?

— Ну, не совсем… Те бразильцы, которых обменяли на посла, ты, может быть, слышала…

— Террористы, да.

— А, террористы, — тут он посмотрел на меня и бровь поднял — так красноречиво… — Ну, можно и так сказать.

Я вспомнила Павла — каким он вернулся после тех трех дней, когда мы с мамой не знали даже толком, где он. И какие названия подбирали для тех, кто против танков выходил с лопатами.

— Как минимум, я сама политическая беженка. А насчет террористов… ну, может, я сама на них посмотрела и послушала? Чтобы решить?

Он отвел взгляд от дороги и поглядел на меня.

— Ты храбрая, Ката, я знаю. Но там может быть очень тяжело. Ну вот, мы и приехали.

— Я пойду с тобой. Если вдруг что не так — я всегда смогу уйти ведь.

— Конечно.

Он взял свою сумку, я — сумочку и шарф. Мы вошли в парк — там была какая-то сельскохозяйственная выставка, много людей с детьми, лязгающие машины, воздушные шарики, огромная пластмассовая корова… Симон быстрым шагом прошел — мне пришлось поспевать чуть не бегом — куда-то за главную аллею, за поляны, занятые комбайнами, и мы оказались на высушенном пятачке с другой стороны летнего театра. Там стояли ржавые остовы каких-то древних автобусов, а между ними — один более-менее новый, на ходу, и еще джип с иностранными номерами… и дальше я увидела десятка полтора людей — мужчин и женщин, совсем молодых людей и постарше. Они окружали корреспондентов — один был с камерой, и у них уже шел оживленный разговор. Симон отстал — кажется, с ним заговорил кто-то из съемочной группы, а я прошла вперед, люди расступились, и я увидела, что там на траве сидит бородатый парень — почти нагишом, в одних плавках. Он слабо улыбался, а двое других, посмеиваясь и подмигивая, связывали ему руки и ноги. Все говорили по-португальски, и я понимала с пятого на десятое. «Вот так», — сказал один из них, из тех, кто связывал, — «вот так это делают». И они отошли, похлопав голого по спине. И тут же двое других просунули связанному между коленями и руками длинную палку, подняли, и он повис на ней, как большая нелепая птица. « Пау де арара », — сказал корреспонденту высокий молодой человек в очках, прилично одетый. — «Сорок минут», — дальше я не поняла. Связанный запрокинул голову. Кто-то из мужчин взял шланг с водой и стал поливать висящего, стараясь попасть ему в нос и в раскрытый от напряжения рот. Все засмеялись, подвешенный закашлялся. Я никак не могла понять, что происходит. Подвешенного снимали на камеру, Симон был где-то в стороне, а вокруг люди разговаривали и смеялись. У меня зашумело в ушах. «Тортурас», — вылетало из общего гомона. Пытки. Вот так это делают. Дамочке плохо, сказал кто-то прокуренным голосом. В это мгновение я почувствовала, что меня слегка тянут за рукав. Наверное, Симон… но это оказалась застенчивая девушка в красной футболке и в брюках.

— Вы тоже американка? — спросила она по-английски.