Нора Эфрон - Оскомина

Я подошла к дому в поисках признаков жизни. Просторный деревянный дом, обсаженный кустами рододендронов и азалий. Я пересекла лужайку и попыталась заглянуть в щелку под шторой, но кусты мешали подойти к окну вплотную. Я старалась двигаться бесшумно, но под ногами хрустели палые листья и сухие ветки. Внезапно я споткнулась и упала. И поняла, что вывихнула лодыжку; на миг я решила, что еще и растянула мышцы живота, но вскоре живот перестал болеть. Я огляделась: на что же я наткнулась? Оказывается, дом обнесен проволокой. Я решила выяснить, куда она ведет, свернула за угол и ахнула: под рододендроновым кустом прямо на земле ничком лежал человек. Джонатан Райс. Что, если он мертв, подумала я, но он вдруг дернул ногой. А ведь за последние два часа, подумала я, мне уже дважды казалось, что двое, причем совершенно разных мужчин, мертвы, и не могла решить, в каком из этих двух случаев ошибка огорчила бы меня больше?

Джонатан все лежал под кустом, из ушей тянулись провода наушников. Он повернулся и, почти не мигая, уставился на меня. Потом снял наушники и сел.

— Знаешь, — говорит он, — про герпес ты зря ляпнула. Телма ведь очень хорошо к тебе относилась.

— А теперь нет, — говорю я.

— Теперь нет, — подтверждает Джонатан. — Она на тебя очень злится. Сейчас они подыскивают дом. Нашли что-то подходящее на Двадцать первой улице; правда, Телма полагает, что им нужно пять спален, а Марк считает, что можно обойтись четырьмя.

Интересно, подумала я, кто же занимается Ближним Востоком, пока Джонатан шпионит в кустах, но он опять надел наушники и покачал головой:

— Они намерены без проволочки купить дом, — говорит он, — привести его в порядок, дождаться, когда ты разродишься, и через несколько месяцев переехать туда. Марк рассчитывает добиться совместной опеки над детьми.

У меня снова захватило дух, я прижала руку к животу.

— Что с тобой? — спрашивает Джонатан.

— Да зацепилась ногой за твою проволоку и упала; похоже, растянула мышцы живота.

Каждые несколько минут Джонатан давал мне сводку: что-то про банковский кредит, который Марк с Телмой намеревались взять на покупку жилья, и при этом Джонатан не упустил возможности детально просветить меня насчет растущей процентной ставки, а у меня вдруг снова разболелся живот.

— Джонатан, — говорю я.

В ответ он приложил палец к губам, будто в доме происходят события космического масштаба.

Я сдернула с его головы наушники:

— Джонатан, я рожаю.

Что было дальше, я помню смутно. Помню, что Джонатан встал с земли и ринулся в дом. Помню, что несколько минут спустя появился Марк. Помню, как мы ехали в больницу — я упрекала Марка за то, что он подыскивал жилье, он упрекал меня за то, что я шпионю за ним, причем на чужой территории. Помню родильную палату, в которой неожиданно появился Марвин, мой акушер-гинеколог. Он немедленно взял дело в свои руки. Марвин — профессор, поэтому он попутно объяснял ход родов группе интернов: роды преждевременные, плод находится в поперечной позиции, и ждать, что он повернется, крайне рискованно; следовательно, опять показано кесарево сечение. Есть вопросы? Один интерн поднял руку.

— Я с удовольствием читаю вашу колонку, — сообщает он Марку.

Интерны вышли.

— Ваш муж может остаться, — говорит Марвин. — Вообще-то посторонним присутствовать на операции не положено, но мы незаметно проведем его в родильную.

Марвин был страшно доволен собой: он может предоставить этой милейшей паре, с которой он на дружеской ноге, возможность вместе участвовать в рождении второго ребенка. Но сейчас это уже не та пара, вертелось у меня на языке; та была у вас в прошлом году. В этом году все переменилось. В этом году мой муж стал мне чужим. Не позволяйте этому чужаку смотреть, как меня будут потрошить.

Анестезиолог сделал мне укол в спину, я ждала, когда подействует эпидуральная анестезия. Марк стоял рядом. Первая схватка. Две подряд. Три. Затем боль притупилась, стала слабее, еще слабее; мне чудилось, что я превратилась в русалку и вместо ног у меня холодный бесчувственный хвост. Пока меня везли в родильную палату, я смотрела на попискивающий монитор.

— Расскажи мне, как Сэм появился на свет, — прошу я Марка.

Он смотрит на меня.

— Доктор сказал: «Что-то тут неладно». Вот с этого места, помнишь?

Марк кивает:

— Врач вывел меня из родильной палаты и сказал: «Что-то тут неладно: сердце почти не прослушивается». Мы с ним вернулись к тебе, и он сказал, что ребенок в тяжелом состоянии. А ты спросила: «Что, наш малыш умрет?»