Андрей Шляхов - Ювелирная работа

— Не насторожила, — ответил Алекс. — Если бы насторожила, я бы ее госпитализировал. Давайте спокойно разберемся…

— А чего разбираться?! — взвился Юрий. — Разбираться нечего! Инфаркт был — и ты его пропустил! Все! Точка!..……! Вот надо же было Таньке так некстати заболеть!

Последняя фраза заведующего задела Алекса за живое. Можно подумать, будто он без Татьяны совершенно не справляется. Справляется уже, более-менее…

— Ты не линейный врач, — продолжал Юрий. — Ты — прямолинейный врач! Уперся рогом в нормальную кардиограмму и больше ни на что внимания не обращал. Ты ей ноги щупал? Щупал? По глазам вижу, что не щупал!

— А зачем? — опешил Алекс.

— А затем, что нарушение периферического кровообращения является одним из признаков инфаркта миокарда! У нее явно были холодные ноги, а ты этот факт упустил!

«Задним умом все мы крепки, — подумал Алекс. — Чем орать-разоряться, лучше бы посоветовал, как нужно себя вести на разборе и что отвечать».

— Короче, сделаем так, — сказал Юрий, прекратив бушевать. — Завтра прямо с дежурства топай в поликлинику и возьми больничный лист. До пятницы, ты меня понял?

Алекс молча кивнул. Чего тут не понимать? Разбор жалобы на Центре в Красногорске назначен на четверг. Юрий хочет вывести его из-под прямого удара, за что ему респект и уважуха. Нет, все-таки он хороший человек, хоть и истеричный немного.

— В объяснительной пиши все так, как мне тут лепил, слово в слово. Думаю, что отделаешься выговором, если этот министерский хмырь не будет слишком сильно давить на наше руководство. Но увольнение по несоответствию занимаемой должности — это дико кляузное дело. В большинстве случаев люди через суд добиваются восстановления и выплаты зарплаты за время отсутствия. Наш Верховный Главнокомандующий несколько раз наступал на эти грабли и вряд ли захочет набивать новые шишки. Ну и мне дадут «карася», [5] Жаргонное название выговора. не без этого. Ладно, переживем.

Юрий как в воду глядел — оба получили по выговору. В сущности — ничего страшного, разве что квартальной премии не будет, ну и хрен с ней.

— Ты особо не расслабляйся, — предупредил Юрий. — Помни, что ты теперь на карандаше у начальства. В течение года, пока все не забудется и выговор не снимут, жалоб на тебя быть не должно.

Раз обжегшись, Алекс решил, что теперь он будет умнее. То есть — осторожнее. Станет госпитализировать всех, кого только можно. Есть сомнения? Велкам ту хоспитал!

— Я все понимаю, — сказал заведующий подстанцией, проанализировав карты вызовов доктора Бушмакина за неделю. — Кто на молоке обжегся, тому и на воду положено дуть. Со временем это пройдет и все войдет в колею, но в целом я приветствую такой настрой. Лучше госпитализировать не по делу, чем не госпитализировать по делу.

Юрий был совершенно прав. Если привезешь кого-то в больницу без показаний, то в худшем случае выслушаешь истерику заведующего отделением по телефону. Никаких суровых административных мер необоснованная госпитализация не влечет. А вот необоснованное оставление пациента на дому… Да что там говорить, это и без слов ясно. Как гласит главный врачебный принцип, с которым Алекса познакомили еще в Братске — перебздеть лучше, чем недобздеть. Кто услышал — тот понял.

Водитель Коля иногда начинал ворчать — что-то много госпитализаций в последнее время, но Татьяна сразу же обрывала его.

— Не нравится — вали таксовать!

Таксовать Коле не хотелось. Работать на «скорой» было выгоднее. Стабильная зарплата, плюс чаевые нередко обламываются за таскание носилок. Десять суток в месяц отработал — двадцать твои. Ну и спокойнее гораздо на «скорой», таксистов часто грабят, а то и убивают. Вдобавок ко всему у Коли была нетаксисткая натура, по складу души он был не стяжателем, а романтиком-балаболом. Короче говоря, на «скорой» ему очень нравилось и валить в другое место он не хотел.

Татьяна считала себя виноватой в том, что случилось с Алексом. Так и сказала: «угораздило же меня так некстати свалиться с гриппом». Алекс на это ответил, что заболеть может каждый и нечего по этому поводу рефлексировать. Если бы, да кабы — это неверное мышление. Ну — случилось, ну — пережил, ну — буду умнее. Тем более случай был такой, что там бы и Татьяна ничего бы не заподозрила.

— Я бы почувствовала, — уверенно сказала Татьяна. — Мне бы внутренний голос подсказал бы. Он прорезывается где-то на третьем или четвертом году работы. Иной раз смотришь — вроде все хорошо, можно дома оставить, а голос свербит — вези, вези! И точно — или внутреннее кровотечение окажется, или «немой» инфаркт, или еще чего. Погоди, и у тебя такое будет.