Роберт Уоррен - Воинство ангелов

— Послушайте, — заметил он, — не мешайте мне!

До моего слуха вдруг донесся обрывок разговора в передних рядах:

— Это вы о нем? — сказал кто-то, видимо отвечая на вопрос о мужчине с тростью, и добавил с непонятной мне многозначительностью: — Но это… это же Хэмиш Бонд!

Между тем тот, о ком шла речь, чуть опустив свою трость, заговорил опять:

— Я вовсе не мешаю, но я…

— Нет, мешаете, хамите! — Молодой человек вспрыгнул на помост. Положив руку мне на плечо, он повернул к себе мое лицо и сказал: — А сейчас, девушка, давай-ка…

— Я могу, — очень спокойно сказал Хэмиш Бонд, обращаясь к аукционисту, — снять свою ставку, если джентльмен желает продолжать осмотр. Только вряд ли его ставка будет выше, если он вообще намеревается сделать ее.

— Чего-чего? — Молодой человек соскочил с помоста и бросился к Хэмишу Бонду.

Но тот не обратил на него ни малейшего внимания. Глядя на аукциониста, он продолжал:

— А присутствующим дамам и господам я советую не тратить время на человека, который пришел сюда лишь для развлечения, более приличествующего веселым кварталам, нежели солидным торгам.

Молодой человек теперь наскакивал на Хэмиша Бонда с криком:

— Нет, вы скажите прямо, что это про меня!

Остановив на нем тяжелый взгляд своих глаз навыкате, Хэмиш, казалось, только сейчас заметил молодого человека.

— Да, — неспешно, даже меланхолично сказал он, — в веселых кварталах вам только и место!

С первым да Хэмиша рука молодого человека нырнула куда-то за пазуху и на секунду замерла, а с последним его словом в руке сверкнула сталь — бритвы или лезвия ножа, — четко и неумолимо.

Какая-то женщина вскрикнула.

Но драка окончилась так же мгновенно, как и началась. В воздухе мелькнул набалдашник трости. Как опустилась трость, я не видела, не слышала я и крика боли. Просто когда толпа отпрянула, я увидела скорчившегося молодого человека, который с искаженным от страдания лицом держал левой рукой сломанную кисть правой.

Увидела я, и как Хэмиш Бонд, тяжело опираясь на трость, шагнул вперед, топча выроненный на пол нож; свесив крупную голову и слегка вытянув шею, он пристально разглядывал стонущего от боли молодого человека, и на лице его читалось хмурое и невеселое удовлетворение. И еще я помню чувство, какое испытала сама — в нем было все: и волнение, и надежда, и благодарность за поступок, как я думала, сделанный, чтобы защитить меня, и легкая дрожь опасения, страха. Страха, перемешанного с необъяснимым воодушевлением.

Движением правой ноги Хэмиш Бонд отшвырнул нож в сторону и подошел к помосту. Я увидела, что он слегка хромает, правая нога его плохо сгибалась в колене, так что каждый шаг свой он неспешно помечал тростью. Уже на помосте он оперся о трость и, не обращая на меня никакого внимания, протянул аукционисту банкноту.

— Сдачу пришлете мне на дом после обеда, — сказал он. — И бумаги девушки тоже пришлите.

Нацеливаясь взять банкноту, аукционист все же сказал:

— Знаете, мистер Бонд… все это дело… как-то не очень…. Молодой человек хотел произвести осмотр… вы же… Я это не в порядке осуждения, но… не положено…

Он еще мямлил что-то, но Хэмиш Бонд не стал слушать, а руку с банкнотой слегка отвел.

— Если вы недовольны сделкой, — заметил он, — я ее аннулирую.

Сердце мое упало.

Но аукционист судорожно выхватил банкноту.

— О нет, нет, — заверил он Хэмиша Бонда, — я не хотел вас обидеть, мистер Бонд! Я просто… просто…

Под взглядом Хэмиша Бонда поток его извинений иссяк, как ушедший в песок ручей.

В наступившем молчании Хэмиш Бонд повернулся ко мне.

— Идем, девочка, — сказал он.

Но сам он пошел впереди. Он шел, не глядя ни вправо, ни влево, слегка припадая на правую ногу, твердо, с четкостью метронома, постукивая своей тростью по мраморному полу, и квадратная в черном сюртуке спина его удалялась по черно-белым квадратам, сливаясь с колоннами и настенными росписями.

И вот он уже далеко, и я чувствую себя одинокой, покинутой. Хотелось закричать, броситься за ним следом.

Хозяин мой уже открывал тяжелую входную дверь, когда я нагнала его.

Пока мы плыли на пароходе, я не могла избавиться от чувства тревоги, зная, что ждет меня, и, как я уже говорила, от мучительного чувства своей сопричастности. Но как не похоже было произошедшее со мной на то, что я предвкушала и чего боялась! Промелькнули, правда, в моей жизни и молодой щеголь с напомаженной головой и лоснящимся лицом, и сильная волосатая рука, по-хозяйски легшая мне на плечо. Казалось, это было выхвачено из моих ночных кошмаров. Но кошмар развеял голос Хэмиша Бонда. Развеял, чтобы тут же погрузить меня в новый кошмар, кошмар покинутости.