И я мгновенно поняла, что это правда, поняла с абсолютной ясностью, словно понимала это всю жизнь, и в безотчетном смутном порыве, в последней отчаянной надежде всем существом своим потянулась к бедной могилке возле зарослей можжевельника, и, в мгновенном прозрении перенесясь в прошлое, вновь стала ребенком, лежащим в уютной могильной колыбели под солнечным небом в тени деревьев.
А голос все бубнил:
— … и в качестве ее отпрыска законодательством штата вы определяетесь частью движимого имущества Арона Старра, ныне скончавшегося, и все притязания на его имущество, буде они воспоследуют, распространяются и на…
— Послушайте, шериф, — прервал его один из участников траурной церемонии, — возможно, у этой леди… этой девушки есть бумаги…
— Хм… — буркнул шериф и обратился ко мне: — У вас есть бумаги?
— Бумаги?
— Да, бумаги! Документ! — пояснил шериф. — Бумаги, по всей форме выправленные вашим папашей. Он сделал вам бумаги? Столько денег угрохал, на Север учиться послал, так неужели же бумаг не выправил? — На лице его отразилось возмущение. Теперь его голос звучал негодующе. — Подумайте хорошенько. — Негодование нарастало, как снежный ком. — Если вы не найдете бумаг, мне придется сделать то, что делать очень не хочется, что будет очень неприятно и мне и вам! — Он раздраженно потряс меня за плечо, словно вознамерился всеми силами заставить меня вспомнить.
Но вспоминать мне было нечего.
— Ну а завещание? — произнес кто-то из толпы. — Может, в завещании…
— Я должен выполнить положенное, — сказал шериф.
— Да, но если есть завещание…
— Да, сэр, завещание, конечно же, есть, — послышался голос сзади, и я обернулась к этому лучу надежды в сгустившемся мраке кошмара. Это был пожилой состоятельный господин, встреченный мною на извозчичьем дворе, господин, так любезно принявший во мне участие. — Завещание есть, — повторил он, — и вам, джентльмены, отлично известно, когда оно вступает в силу, — ведь все вы землевладельцы, несомненно, пекущиеся о том, чтобы привести в порядок дела, прежде чем отправиться к берегам блаженных!
Состоятельный господин, видимо, наслаждался наступившей вслед за этим тишиной. Участники траурной церемонии молча глядели на него.
— Я имею в виду, джентльмены, что сначала требуется уплатить долги. — И он еще раз просмаковал наступившую тишину. — И поэтому, джентльмены, — заключил он, — если вы толкуете об Ароне Пендлтоне Старре, то можете не продолжать, так как из газет вы, должно быть, знаете, что суд округа Файет штата Кентукки наложил арест на все его имущество, вплоть до последнего цента и последнего комка грязи на его плантации и…
— Мистер Мармадьюк, — холодно прервал его первый возражающий, — понимать ли вас так, что именно вы претендуете на отчужденное имущество и в том числе на… — и он кивнул в мою сторону.
Мистер Мармадьюк пожал плечами.
— Суд присудил его мне, — сказал он, — потому что в него вложены мои деньги. Только с их помощью сей достопочтенный джентльмен мог блудить сколько душе угодно, и денег я ему передал столько, что если продать все, что здесь есть, — и широким жестом господин охватил окрестный пейзаж: поля, надгробные плиты, усадебный дом вдали и меня, стоявшую рядом, — и то не окупится.
— Вы хотите забрать ее прямо сейчас, здесь, с могилы ее…
— Господи Боже! — ужаснулся кто-то. — Забрать на кладбище, с похорон, и кого!..
И тут с лицом мистера Мармадьюка произошла какая-то страшная перемена. Теперь оно не было лицом пожилого господина, которого я видела в конторе извозчичьего двора. Что-то внутри исказило, искорежило его черты. И это новое лицо произнесло:
— Я уступлю права на эту рабыню за тысячу двести долларов. Уступлю любому. Прямо сейчас.
Внезапно я увидела даму в густой вуали и черном манто; она стояла поодаль от остальных, и фигура ее показалась мне странно знакомой. Потом я увидела, как она поспешно двинулась к усадебному дому, возле которого были оставлены экипажи. Гибкое, неуловимо характерное движение торса, когда она садилась в экипаж, подсказало мне, кто эта женщина. Это была мисс Айдел. Нет, невозможно, немыслимо! И тем не менее это так.
— Мисс Айдел! О мисс Айдел!.. — тоскливо выкрикнула я, вырываясь из стальных тисков квадратного джентльмена.
Но экипаж уже был далеко.
И опять голос мистера Мармадьюка:
— Да, джентльмены, я готов принять долговую расписку от любого из вас, после чего вы вольны освободить ее. — Он вновь пожал плечами. — Что же касается меня, я себе такой роскоши позволить не могу.
Читать дальше