Василий Ермаков - Мотив

«Спокойно, — сказал себе Соболев. — Ты же догадывался об этом». И, словно ненароком, обернулся. В дверном проеме стоял высокий широкоплечий парень и пристально смотрел на Тоню. «Ого! — подумал Соболев. — Вот это верзила!»

— Тонечка, — обратилась одна из подруг. — Можно потанцевать с Советской Армией?

— Можно, — машинально ответила Тоня, явно смущенная чем-то.

— Посмотрите, пожалуйста, налево, — сказала девушка Соболеву, когда они вошли в круг танцующих. — Туда, где магнитофон.

— Пожалуйста, — в тон ей отозвался Соболев.

Он увидел того же парня, который только что стоял в дверях, а теперь отошел в сторону. Парень был широкогруд и, вероятно, силен, как бык. И он внимательно изучал его, Соболева. Валентин отвел взгляд.

— Вам все ясно или требуются пояснения? — спросила подруга.

— Обстановка ясна.

— Ну и как? Только по-честному?

— Никак.

— Самое интересное, — сообщила подруга, — что он каждое утро крестится двухпудовой гирей.

— Нет, — возразил Соболев. — Самое интересное не это.

— Ой! А что же?

— А то, что в вашем селе слабо поставлена антирелигиозная пропаганда. Молодой парень, наверное, комсомолец, крестится, и никто не бьет тревоги. Где общественность? Где комсомол?

— А вы остроумны, — милостиво одобрила подруга. — Но самое интересное в том, что он чемпион области по боксу во втором среднем весе.

— А я чемпион по самбо.

— Можно мне ему сказать об этом? — восхитилась подруга. — Ой, что бу-дет!.. Вы не расстраивайтесь, никто вмешиваться не станет. У нас так принято…

Вальс кончился.

— Возвращаю живого и невредимого, — кротко сказала подруга Тоне.

«Провокаторша, — подумал Соболев. — Но что же делать? Может быть, дать ходу? Пусть без меня решают свои сердечные проблемы».

Незаметно, стараясь ничем не выдать своей тревоги, он стал наблюдать за парнем. Славно скроен паренек, на совесть. Но ведь и он, Соболев, не шилом сработан. И за ним не заржавеет…

Сильнее всего его поразило то, что у Тони, оказывается, была своя жизнь. А ему-то казалось, что до встречи с ним она как бы и не жила вовсе. Открытие это раздражало. «А-а, будь что будет», — решил Соболев.

Танцы кончились. Но никто не торопился уходить.

«Ждут представления», — догадался Соболев.

Парень вышел первым. Тотчас же все ринулись в раздевалку. Выходя, Соболев положил обе руки на ремень, чтобы в случае нужды незамедлительно пустить его в дело. Парень поджидал у щита для афиш. Часто прикладывал к губам вспыхивающую сигарету.

— Тоня, на пару слов, — хрипло обратился он.

— Я тебе, кажется, ясно ответила в свое время, — возразила она. — Если тебя это не убедило, поговорим еще, но в другой раз.

— Спасибо и на том, — ответил парень и, швырнув сигарету в сугроб, зашагал в глубь переулка, не взглянув ни на Соболева, ни на толпившихся на крыльце клуба парней и девушек.

— Спектакль не состоялся — суфлер загулял, — не без облегчения пошутил Соболев. — Ох уж эти мне деревенские страдания.

— Не надо, — сказала Тоня. — Это Иван.

— Не сомневался. Какое другое имя может быть у этого медвежонка?

Тоня засмеялась. Чувствовалось, что и она испытывает облегчение. «А все-таки не уйти тебе от него», — подумал Соболев.

— Парень-то он хороший, — сказала она.

— Только бог ему смерти не дает.

— Ну тебя! — обиделась она.

Снег валил так густо, что освещенные окна изб казались далекими, недосягаемыми.

— Конечно же он по уши в тебя влюблен? — спросил Соболев.

— Конечно, — не без кокетства подтвердила она.

— А ты держишь его на комсомольском расстоянии?

— А я держу его на комсомольском расстоянии.

— Почему?

— Да он же на два года младше меня. На полтора. Он еще в армии не служил.

— Да ну! — притворно поразился Соболев. — Вот это нахал!

— Ну тебя. С тобой невозможно говорить серьезно…

У избы, вскарабкавшейся на самую макушку высокого берега, стояли легкие сани с поднятыми стоймя и связанными оглоблями. Соболев неожиданно повалил Тоню в сани, толкнул их, на ходу кувыркнулся в них, и сани понеслись куда-то вниз, в непроницаемую темень, взрывая легкий снег. Тоня хохотала, барахтаясь внизу. Сани падали все быстрее, потом выскочили на лед озера и остановились. Не хотелось выходить из них. Так хорошо было ощущать себя затерянными в снежном безмолвии.

Анисья Деевна и Юрий Алексеевич еще не ложились — досматривали «Кинопанораму».

— Фу! — поморщилась Тоня, мельком посмотрев сквозь застекленную дверь на экран. — Не перевариваю этого ведущего… Сю-сю-сю! — передразнила она.