Василий Ермаков - Мотив

Я поведал им о моих вчерашних приключениях и туг же пожалел об этом: Данила Петрович так испугался, что побелел, как полотно, и у него затряслись губы — совсем как при внезапных, лицо в лицо, встречах с солдатами и офицерами.

Васька запаздывал. Данила Петрович указал на груду одежды и обуви, приготовленной для меня: ватные штаны, фуфайка, валенки и брезентовый плащ, не пропускающий ни воды, ни ветра. Напялив все это, я потяжелел килограммов на десять. Пора было отправляться. Темно и тихо было, когда пришли мы на засыпанную свежим снегом остановку автобуса. До последнего момента высматривали мы Ваську вдоль улицы, но он так и не появился. Дрыхнул, наверно, без задних ног в теплой постели.

И тут что-то смутное, неопределенное встревожило меня. Будто своим отъездом я нарушал какой-то негласный, но непременный уговор. Едва ли не померещилось, что может вернуться Дина. Это, конечно, была полная чепуха. Дина сейчас едва-едва подъезжала к Петрозаводску. И впереди длинные-предлинные четыре дня. Так что лучше всего — уехать.

Двадцать километров по гладко укатанной дороге автобус пробежал минут за тридцать. После теплого автобуса мы очутились на морозе. По обеим сторонам проселка, ведущего в Наттоваракку, черными зазубренными стенами вставал оцепенелый лес.

След в след, размеренно и неторопливо, подменяя друг друга на целине, мы двинулись в путь и около девяти часов вышли к околице Наттоваракки. Деревня по самые окна зарылась в обильные снега, но выглядела более обитаемой, чем осенью, — потому, наверно, что в каждой избе хоть одно окно, да светилось желтым теплым светом. Отрадно было смотреть на эти светящиеся окна.

На задах избы тети Нюши была свалена груда березовых комлей.

— Капюшоны натяните, — потребовал Герка, что-то затеяв. Затем постучал в дверь.

— А кто там, не знаю! — донесся из избы знакомый голос. — Заходите, не заперто.

Ссутулившись и раскорячив ноги, первым в узкую дверь протиснулся Герка. Тетя Нюша стояла перед топившейся печью с ухватом в руках.

— Кошелек или жистянка! — прохрипел Герка, неузнаваемо изменив свой голос. — Живо! А то ножичка спробуешь.

— Осподи помилуй! — едва не шмякнулась на пол тетя Нюша. — Кто вы будете, люди добрые?

— Потрепись тут ишшо! Куды сховала кубышку? Живо-живо!..

— Да какая у меня, у рядовой колхозницы, кубышка? — запричитала тетя Нюша, покрепче перехватив ухват. — Умру, дак похоронить не на што. Пожалейте сироту горемычную, люди добрые.

— Жалеть вас ишшо, чокнутых, — пробормотал Герка. — Живодер, вяжи бабу. Тать и Забулдыга, шмонайте кубышку!

Живодером, судя по толчку локтем, назначалось быть мне. Сгорбившись, чтобы не показать лицо, и растопырив руки, будто собираясь ловить курицу, я шагнул к тете Нюше, но зацепился полой плаща за ушат с водой и растянулся на полу.

— Карау-у! — истошно заголосила тетя Нюша и огрела меня ухватом.

Даже сквозь фуфайку и жесткий плащ было больно. Но я стерпел, чтобы не сорвать розыгрыш. Герка, пожалев меня, поспешно откинул капюшон. Тетя Нюша от удивления разинула рот. Ухват еще раз опустился на мою спину.

— Герушка! — всплеснула свободной рукой тетя Нюша. — Ну и наполохали вы меня! А кого я ухватом-то? Ты, Коля?.. Ну, недаром седни кот Матрос намывался: умом думаю — быть гостям… Юра? А это-то што за человек с вами? Где-то я его видела…

Она бесцеремонно всмотрелась в смущенное лицо Данилы Петровича. Не упрекнула бы она, что видела его пьяным. Но тетя Нюша промолчала.

— Да вы, никак, за рыбой приехали? — догадалась она по нашему снаряжению. — А вас обскакали. У нашего предка уже живет один рыбак.

Наевшись рассыпчатой картошки с солеными груздями и напившись чаю с молоком, мы отправились на озеро. Утро стало поярче. Восточная часть неба посветлела, порозовели окрестные поля с заиндевелыми перелесками, выступающими из синей тьмы. Сухой снег смачно хрустел под тяжелыми бахилами.

В лесу с еловых лап то и дело сползали снежные обвалы. А затем белое ровное пространство распахнулось перед нами — мы вышли к озеру. Зимой оно казалось более просторным, чем осенью. У противоположного берега темнели две фигурки рыбаков, уже колдовавших над лунками. Приятное возбуждение овладело нами, и мы шли уже не след в след, как волки, а вольной, широко распахнутой шеренгой.

Дина, наверно, устроилась уже в гостинице и приводит себя в порядок. Неужели еще и суток не прошло с того часа, как мы расстались? И впереди еще такая громада времени.