Альфонсас Беляускас - Тогда, в дождь

Домашние голуби происходят от сизого голубя (Columba livia) и вяхиря (Columba palumbus). Любители птиц разводят в наших городах и селах главным образом голубей декоративных пород: капуцинов, дутышей, космачей, турманов; особенно распространены у нас так называемые тюрингские белоголовые. Охотно разводят и гонных голубей, иначе именуемых мотыльками, малышами, клайпедскими высоколетными. В связи с этим любопытно отметить, что последние (клайпедские высоколетные) — порода литовская, чрезвычайно выносливая и живучая. Голуби, как мы узнаем далее, широко используются как почтовые (иногда, увы, в военных целях) и мясные. Почтовых голубей в Литве до смешного мало, они залетают к нам, как правило, из Германии, Польши и еще более удаленных стран; недавно, если не ошибаюсь, один «почтарь» вертелся у меня на карнизе. В городах распространены преимущественно домашние голуби (Columba domestica), численность которых по мере развития нашей цивилизации заметно идет на убыль. (Возможно, они, бедняжки, чуют войну — как и человек; так, говорят, накануне крестовых походов голуби снялись с места и навсегда покинули древний Иерусалим, где прежде водились в изобилии.)

Голуби упоминаются в литовских народных песнях, сказках, пословицах. То не звал меня родный батюшка, ворковал сизарь во зеленом бору JV 830. Два голубка из лужи испили, в лад заговорили Bs 0116. Мы с тобою заживем, точно пара голубков JV 598. В представлении литовца голубь — это ласка, любовь, нежная забота, дружба, миролюбие в семье. В старину литовцы верили, что голубь приносит счастье, а если голубя изгнать из усадьбы или разорить гнездо — быть беде. Грехом считалось подстрелить голубя, а употреблять его мясо в пищу, по обычаям нашего края, дозволялось только больным.

От прочих пернатых голуби отличаются и характерным «голосом» — низким по тембру, стенающим, гудящим, воркующим. Как сообщает проф. Т. Иванаускас (см. его книгу «Птицы Литвы», т. I, с. 147, 1938 г.), голубь вяхирь (Columba palumbus, эст. meigas, латышск. lietais balodis, польск. grzywacz, нем. Ringeltaube) насчитывает пять или более подвидов; быстро выдает свое местопребывание благодаря характерному воркованию. Подыскав пригодное для устройства гнезда место, парочка вяхирей долгими часами просиживает на верхних ветвях деревьев (преимущественно елей), а самец ведет свою брачную песнь, напоминающую воркование клинтуха, или токование тетерева. По мнению проф. Т. Иванаускаса, это бывает ряд булькающих звуков, состоящий большей частью из 16 четких слогов с отчетливым упором на последнем слоге. В нашем фольклоре бытует фраза, якобы имитирующая брачную песнь вяхиря: «Мартын-сынок, дай стрельну. В кого? В красну девку, бух». Время от времени между двумя воркованиями самец будто бы внезапно срывается вниз, затем описывает круг над деревом, затем, всплеснув несколько раз крыльями, горделиво их расправляет и, чуть покачиваясь, планирует к самке.

Привязанность этих птиц-однолюбов друг к другу вошла в пословицу. Голуби всегда неразлучны, ласково сидят рядышком, а нежные их чувства зачастую выражаются в почесывании друг друга клювами (отсюда традиционное представление о целующихся голубях). Особенно трогательны в своей нежности горлицы (Streptopelia turtur, эст. turteltuvi, латышск. ubele, польск. turkawka, нем. Turteltaube). Известны четыре подвида. Номинальный европейский подвид S. t. Turtur L. Обоюдная привязанность голубей выражается еще и в том — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Она так быстро отперла дверь — я и глазом не успел моргнуть, не только подумать, хорошо это или плохо, что я иду к Сонате ночью; во всяком случае, это было лучше, чем ломиться к кому-нибудь из товарищей (было уже изрядно за полночь) или к сторожу при доме писателей близ татарской мечети; идти на Крантялис не хотелось, да и боязно было; ноги подкашивались от непонятной, внезапно одолевшей усталости. Все окружающее снова утратило смысл и цвет, и я находился в кромешной тьме, затравленный, точно изгой, а она тем временем вставила ключ в скважину, потом широко распахнула дверь; остановилась за порогом, протянула руку, придерживая дверь (это должно было выглядеть очаровательно — Соната с простертой рукой), и нетерпеливо ожидала, когда я шагну следом; мне хорошо было слышно ее частое, прерывистое дыхание, будто за ней гнались по пятам; глаза зелеными огоньками мерцали в темноте; это была совсем не известная мне Соната, и я побаивался ее — такой; меня испугала ее поспешность и то, как она бросилась мне на шею, едва лишь я вошел за ней; жаркие руки цепко держали меня.