Томми Байер - Аквариум

— Начинай, займись собой.

Наверное, это полное безумие, но, возможно, власть надо мной имел именно его голос. Знаю только, что, позабыв обо всем на свете, я опустилась на плечи, высвобождая руку, и выполнила его приказ. Смелое решение. Через некоторое время я действительно обо всем забыла — и о собственном идиотизме, и о содержимом кишечника — и довольно быстро достигла такого же результата, как и парень позади меня. В голове был туман, но я чувствовала, как он вышел из меня, запачкав мне спину спермой, и удовлетворенно вздохнул. Мне было все равно, потому что я сосредоточилась на себе, выпрямилась, опершись на пятки, и вскоре добилась желаемого. На этот раз, кажется, я не кричала.

Когда я снова пришла в себя, юноша был уже почти одет, а Калим курил следующую или не знаю какую по счету сигарету — все время ощущался запах дыма.

Сев на кровать, я натянула на себя одеяло. Калим вышел из комнаты. Те два или три шага, которые он сделал, были не такими, как всегда. Калим был другим.

Парень оделся и улыбнулся.

— Пока, — сказал он мне и хотел было выйти, но тут я снова услышала голос Калима из-за двери:

— Заплати ему. Дай пятьдесят баксов.

Готовая ко всему и слишком измученная, чтобы дать волю нараставшей во мне ярости, я, как была, без одежды, снова встала, подошла к письменному столу и вытащила из ящика пятьдесят долларов. Мне показалось, что парень смутился, но деньги взял, быстро засунул в карман кожаной рубашки и вышел.

Остаток ночи я прорыдала. Меня опять выворачивало наизнанку и даже — не знаю, нужно ли тебе это рассказывать, — несколько раз пронесло. Все мое тело пребывало в смятении. На этот раз, правда, не от неожиданности, а от гнева, нестерпимой, жгучей ненависти по отношению к Калиму, ибо на этот раз спектакль разворачивался целиком и полностью за мой счет. Оргазм не стоил того, чтобы подставлять задницу какому-то гомику, точно паршивая деревенская шлюшка, желающая угодить своему сутенеру.

Но помимо ярости меня охватил ужас. Парень был гомосексуалистом, это ясно, и он не использовал презерватив. Он мог просто-напросто меня заразить. Возможно, он сидит на игле, проводит время в подвалах и готов обслуживать всех голубых в этом городе, а значит, мне угрожает реальная опасность. Калим подставил меня под удар. И это уже не смешно.

Злость приоткрыла мне глаза. До меня дошло, что именно стало иначе. Калиму изменило хладнокровие: на этот раз он не скучал. Презрение, равнодушие были просто маской, игрой, причем не очень профессиональной. Сразу я этого не поняла, но теперь почти не сомневалась. Тихий голос, сигареты, вульгарная речь — он был возбужден. Неужели только так он способен испытывать возбуждение?

Если запас жидкости в моем организме вскоре иссяк: я больше не плакала, меня перестало рвать, то моя ярость к рассвету только усилилась. Когда настал день (ясный и солнечный), я уже твердо знала — с Калимом покончено. Никогда больше не позволю вытворять с собой что-либо подобное.

Ощущая сильную слабость, я не пошла в больницу и до вечера проспала. Потом позвонила отцу и извинилась. Но и на следующий день была полна решимости потребовать у Калима свои ключи. А если не захочет отдавать, сменить замки. Я была сыта по горло.

Но Калим не появился — словно догадавшись о моих намерениях. За все время, что я просидела у отца (в тот день мы не выходили, потому что у него вновь были спазмы), Калим не показывался, а ближе к вечеру, когда я спросила у медсестры, где он может быть, та ответила, что француз здесь больше не работает. Насколько ей было известно, он со своей труппой отправился в турне по Европе».

Несмотря на неимоверные усилия, глаза слипались. Я старался не поддаваться сну, как иногда за рулем среди ночи, но это не помогало. Буквы расплывались. Я написал: «Кажется, придется все-таки поспать. Только не думай — вовсе не из-за того, что история недостаточно увлекательная. Просто мозг отказывается работать».

Джун. Давай поспим. Ты не против, если я представлю, что ты держишь меня за руку?

Барри. Нет.

Джун. Спокойной ночи. До завтра.

Барри. Тебе тоже.

Выключив компьютер, я подошел к окну, чтобы не упустить последние передвижения Джун, — возможно, мне посчастливится даже увидеть, как она ложится в постель. Но свечи уже не горели, а окна спальни лишь слабо отражали уличное освещение.

Что-то мне снилось, но к исповеди Джун это отношения не имело. Я проснулся около пяти утра, все еще тяжело дыша, и, припомнив сон, рассмеялся: кажется, я нанес оскорбление Петеру Маффею, [43] Маффей, Петер (р. 1949) — современный английский поп-музыкант, пианист немецкого происхождения. и члены его группы собирались меня убить. Думаю, так, с усмешкой, я снова и уснул.