Маргарита Зверева - Одуванчики в инее

– Ну… Ну да…

– Хочешь, мы у нас тоже так красиво сделаем?

Она обвела меня каким-то странным взглядом.

– Тебе кажется, что у нас некрасиво?

– Нет, красиво, конечно! – заверил я ее энергично. – Просто у Ляльки Кукаразовой так… особенно.

Тут мне бросился в глаза скудный букетик, и в груди что-то кольнуло. Мама выглядела совсем поникшей. Я вскочил, оббежал стол и крепко обнял ее за шею.

– У нас очень хорошо, – прошептал я ей в ухо. – Правда! Мне просто интересно было, о чем вы говорили. – Я медленно отпустил ее и снова сел на свое место. – Но это не так уж и важно. Я, знаешь, что давно уже хотел спросить тебя? – Она подняла на меня вопросительный взгляд. – Какая была твоя любимая книжка в детстве?

– Любимая книжка?

Я сам того не ожидал, но мама вдруг улыбнулась. Не так вымученно сквозь непроницаемую меланхолию, как обычно, а просто радостно улыбнулась. Сердце мое заколотилось от счастья.

– О том, как дети через шкаф попадают в другой мир, – мечтательно проговорила она. – В Нарнию. Да, так она называлась «Хроники Нарнии». Кто же ее написал?

– Льюис, – выпалил я, как из пистолета. – Клайв Стейплз Льюис.

– Да… Я долго представляла себе, что тоже могу пробраться туда. Через шкаф, который стоял в моей комнате.

От восторга я привстал и снова опустился на стул, поджав под себя одну ногу.

– Я тоже! Я тоже люблю представлять себе, что могу попасть туда через шкаф!

– Через какой? – спросила мама, наклонившись ко мне с заговорщическим выражением лица.

– Тот набитый в коридоре, – рассмеялся я почему-то.

– Да, очень подходящий, как по мне, – сказала мама и вдруг вся засветилась. – А хочешь, мы сегодня устроим вечер сказок? Сядем на диван и будем читать «Хроники Нарнии» до самой ночи?

У меня прямо перехватило дыхание. В нестрашном смысле и ненадолго, без надобности в баллончике.

– Вы же сегодня встречаетесь у тети Светы, – нехотя напомнил я ей шепотом.

Мама брезгливо мотнула головой и встала.

– Ничего страшного. Думаю, не сильно по мне скучать будут. – Она уже направилась в мою комнату. – Где там у тебя эта книжка? Или ты не хочешь?

Вне себя от радости я бросился ей вдогонку.

– Хочу! Хочу, конечно! Еще как хочу!

О том вечере я написал длинное письмо папе. Длинное и сбивчивое, полное надежды сам не знаю на что. Мне казалось, что стоит открыть старый шкаф в коридоре, и я окажусь в Нарнии. Что стоит открыть форточку, и в нее непременно залетит Джек. Что стоит выбросить письмо в окно, и оно долетит до папы, и он ответит. И вернется. Но я ничего такого не сделал. Я был так счастлив, что мне хватало одной веры в то, что все возможно.

Тучи совсем растянулись, и звезды горели на по-зимнему глубоком, таинственном небосклоне, и мне казалось… о да, в тот вечер мне казалось, что я никогда не вырасту.

Леонард Альфредович Кунст, художник, лауреат премии Пирожкова

Полноватый, лысоватый дядя со сдвинутыми бровями сидит в темно-синем кожаном кресле в просторном вестибюле и озирается с важно-скучающим видом.

Вы ожидаете, что я сейчас буду слюни распускать по поводу душевных порывов и высокого искусства? Конечно, каждый художник хочет в первую очередь войти в историю. В энциклопедии, если вам так угодно. Для этого и интервью пригодны, хотя лучше даже не начинать говорить о тех, кто их берет. ( С приподнятой бровью рассматривает отполированные ногти на одной руке .) Запускают к нам всяких дуралеев, любимая картина которых «Утро в сосновом лесу», а любимый художник Айвазовский. ( Закатывает маленькие глаза .)

Айвазовский? Так он только воду рисовать умел. Больше ничего. Но от кого же, как не от этого романтика, серой массе тащиться?

( Привстает в возмущении .) Это я-то с неуважением?! Да, как раз я-то очень даже с большим уважением к народу отношусь! Но дураков патриотично-безмозглых я к своему народу не отношу. Которые отовсюду там со своими нравственными ценностями и Айвазовскими прут. Это пережитки и выродки, облизывающие доски и лбы об пол разбивающие перед старыми тряпками. Мозги у них промытые, а это, сами знаете, что и какие времена напоминает.

Чем мне это мешает?! А тем, что они адекватности страны мешают развиваться. Пока всякие там чувства этой биомассы ставятся выше разума и образованности, вечно будем в средневековье топтаться! ( Наклоняется вперед и щурится. ) Вы вообще понимаете, что какое-либо просвещение и развитие мимо нашей гребаной страны проходят? И вот подумайте из-за кого.