Маргарита Зверева - Одуванчики в инее

– И давно ты в интернате живешь? – спросил я.

– Жил, – поспешил поправить меня Мирон. – Не могу сказать, что очень уж давно. Три-четыре года там отсидел, наверное. И жил бы и дальше, если они не зашли бы слишком далеко.

– Кто они? – повернулся я снова к нему и черноте.

– Руководство, конечно, – сморщился Мирон. – Они сказали, что мама моя умерла от… от… спилась, в общем, – вынудил он произнести себя в конце концов.

– А это не так, – умозаключил я, побоявшись повысить голос в конце предложения.

– Разумеется, нет! – гневно закричал Мирон и отбросил недоеденное яблоко на пыльное одеяло. – Кому такой бред вообще в голову может прийти?! Скорее косуля льву хребет перекусит! Нет и нет, конечно!

Он вскочил, расплакался и выбежал из комнаты с развевающимися лохмотьями. Я в растерянности затих у подоконника. Через пару мгновений он вошел уже совершенно спокойный и гордый.

– Они специально эту сказку сочинили, чтобы безнаказанно избавиться от нее, – поведал он мне и снова сел на матрас.

– А зачем им было избавляться от твоей мамы? – осторожно поинтересовался я.

– Чтобы отдать меня другим людям, – мрачно процедил Мирон и затеребил небольшую подвеску, висевшую на шнурке у него на шее. – Это все было заранее продумано. Все! Сначала они вынудили мою маму сдать меня в детдом. Лишили ее работы, стали посылать ей дурных знакомых, которые мозги ей запутывали… Вот она и начала себя странно вести. Они ей вообще что-то в стаканы подсыпали, когда они сидели на кухне! Она никогда не пила, понимаешь?! Никогда!

Он приподнялся и грозно всмотрелся в меня, и я быстро закивал. Подоконник все больше впивался мне в спину.

– А они ей подмешивали что-то! Вот она и сошла немножко с ума. Сама не знала, что делала, когда привела отдавать меня. – Голос его снова задрожал, и я уже приготовился к тому, что он сейчас убежит, но он остался. – Я ей кричал: «Мама, мама, опомнись, ты что делаешь!» А она вообще на меня не смотрела… Даже не смотрела…

Он затих и уставился в край столика с таким остервенелым и несчастным выражением лица, что мне показалось: он должен одновременно разреветься и разнести этот столик вдребезги. Мы побыли в тишине.

– И кому же они хотели тебя отдать? – спросил я через некоторое время.

– Каким-то там, – фыркнул Мирон, хлюпнул носом и утер его рукавом. – Я так себя вел, что меня вернули обратно, конечно. Два раза пытались отдать кому-то, чтоб не сказать продать – а дело было именно так – потом успокоились. Только чаще в психушку отправлять стали. Не получилась сделка! Ха!

И он высунул мне язык, словно это я пытался отобрать его у мамы и втюрить чужим людям. Мне хотелось спросить, почему он был так уверен, что его мамой манипулировали, но решил, что это будет нетактично и предательски с моей стороны. Мне вон тоже никто не верил, что папа спасает мир на дне океана.

– А потом взяли и убили ее, а всем рассказывают, что это она спилась, – продолжил Мирон. – Спилась, спилась – и никто больше ничего не спрашивает. Ну как может кто-то не спиться в нашем захолустье лягушачьем? Ясное дело, спилась так спилась… И никаких вопросов!

– А зачем им надо было убивать твою маму? – тихо спросил я и поежился.

– Да потому что она меня забрать хотела! Понятно же!

– И почему им было бы не отдать тебя просто, раз уж тебя продать не получилось?

Мирон ударил себя ладонью по лбу, размазав тем самым грязь в новый узор.

– Непонятливый ты, как дятел, Воробей! Тебе всегда сначала череп об ствол разбить надо, перед тем как прозреть? Они же немерено денег за содержание каждого звереныша в их питомнике от государства получают! Главное, чтоб никто случайно не помер. А так… Хотя даже если кто-нибудь и помрет, не беда. Напишут, что захлебнулась маленькая дурында своими же слюнями, и руки чисты.

Я так сильно сжал кулаки, что ногти больно врезались в ладони. Ноги ныли, а за окном уже совсем стемнело. Ночник скупо освещал разъяренную рожицу Мирона, смотревшего на меня с каким-то вызовом. Я прошел к нему и опустился рядом на матрас.

– И мама твоя часто к тебе приходила? – спросил я.

Он вгрызся в свои ногти и опустил взгляд.

– Она не приходила, – сердито сказал он. – Они ее не пускали.

Мне хотелось уже в сотый раз спросить, откуда он это знает, но я промолчал. У меня был папа, который не отвечал на мои телепатические послания, у него была мама, которая не приходила к нему в детдом. Но они были. Такова жизнь.

Я положил ему руку на костлявые плечи, и он вздрогнул.