Маргарита Зверева - Одуванчики в инее

«Надо бежать отсюда», – судорожно решил я и рванул к двери. И тут я краем глаза увидел, что рядом со мной кто-то есть…

Сердце мое остановилось среди двух ударов, и я замер. По левую сторону, на расстоянии протянутой руки, что-то метнулось и тоже застыло. В моих висках зашумела кровь. Мне очень хотелось расплакаться, и я действительно один раз беспомощно всхлипнул. Некто бездвижно наблюдал за мной. Вдруг я решил, что неизвестность хуже всего, пусть я даже увижу самого черта, резко повернул голову в сторону своего преследователя и увидел самого себя.

От неожиданности и облегчения я даже в голос рассмеялся. Передо мной было всего лишь мое же отражение в порядком закопченном зеркале. Сердце снова успокаивалось, а я все смеялся. Потом я выпрямился и улыбнулся сам себе. Теперь мое напряжение наконец спало, и я мог спокойно и без страшилок в голове искать свой рюкзак.

Насвистывая, я зашел в первую комнату и оказался в кухне. Тут среди черноты светились проблески металла и белизны. Пламя не смогло охватить плиту, раковину и холодильник, и я расслабился еще немного. Чары обратившегося в уголь столика стали развеиваться. Воздух здесь был удушливый, давящий на грудь, и я почувствовал, что мне надо поскорее отсюда уходить, чтобы никому не пришлось бы меня спасать уже второй раз за сегодняшний день.

Я уже собрался идти в следующую комнату, как внезапно понял, что что-то тут не так. С наморщенным лбом я еще раз оглядел пострадавшую кухню. Ничто не должно было испугать меня больше, чем все остальное, что я до сих пор увидел, но какой-то животный инстинкт снова заработал в моих недрах. И говорил он мне, что надо уносить все свои четыре лапы. Я сглотнул сухую слюну и перевел мечущийся взгляд от холодильника к окну, от окна к плите и снова к холодильнику. И тут озарение захлестнуло и заполнило меня болезненной ясностью. Холодильник был включен.

Тихое, почти неуловимое жужжание выдавало его. На одеревеневших ногах я подошел к нему и открыл дверцу. Яркий свет клином упал на меня, и я увидел перед собой начатую колбасу, парочку огурцов, помидоров, несколько кусков хлеба и упаковку молока. Пальцы мои впились в холодную ручку. Ничто из этого не было испорчено, ни от чего не исходило резкого запаха, но меня тем не менее или, вернее, как раз из-за этого стало тошнить.

– Мама, – успел прошептать я, и тут же услышал грохот, с которым захлопнулась входная дверь.

Меня передернуло так, что рука моя сорвалась с ручки холодильника, и я забился за открытую дверцу, как за щит.

Мне вспомнилось, что некоторые мелкие животные умирали от страха. У них просто разрывалось малюсенькое сердечко, не приспособленное к бурным переживаниям. Относились ли воробьи к таковым? Съежившись, я прильнул к твердым, заледенелым полкам и зажмурил глаза, но сразу решил, что лучше видеть свою погибель в лицо, и снова открыл их. Сквозь зловещее жужжание холодильника я уловил неравномерные, медленные шаги. Кто-то крался ко мне.

Мне хотелось крикнуть, что я не хотел ничего плохого, что я просто искал свой рюкзак и никогда больше не вернусь, если мне только позволят уйти живым, но язык превратился в неподатливую кость, и из моего высохшего рта послышались только неразборчивые стоны.

Шаги приблизились к холодильнику. По моим щекам стекло две громадные слезы, и я издал истошный вопль.

Моментально мне по макушке дали чем-то маленьким и твердым.

– Ты чё орешь?! – крикнул мне мой истязатель каким-то слишком высоким голосом.

Удивленный, я перестал верещать и покосился вверх. Передо мной стоял худощавый и до ужаса грязный мальчишка примерно моего возраста. Одежда лохмотьями свисала с его костлявого тела, а на голове копна черных волос торчала упругими клочками во все стороны. Правда, какой у них настоящий цвет, понять было невозможно, так как мальчишка пропитался чернотой квартиры до самих ногтей и походил на тощего домовенка. На кругловатом лице с высокими скулами недовольно кривился широкий рот и грозно блестели белки зеленых глаз. По крайней мере, в руках у него не было колющего или какого-либо иного оружия, с некоторым облегчением заметил я.

– К-кто ты? – еле пролепетал я пересохшими губами.

– Это ты меня спрашиваешь, наглец сопливый? – фыркнул мальчишка и пнул меня слегка ногой. – А ну выходи из моего холодильника, воришка несчастный!

– Я не собирался ничего брать, – жалобно захныкал я, но тут же взял себя в руки.

Намного вредней Борьки Захаркина этот мальчуган быть не мог, а того я тоже не особо боялся. Я поднялся на ноги и закрыл холодильник. На улице становилось уже совсем темно. Черный мальчишка, прищурившись, смотрел на меня пронзительным, недобрым взглядом.