Ольга Славникова - Прыжок в длину

К ровному бегу по рябому и полосатому от скорости тренажерному полотну Ведерников по своей инициативе добавил скакалку. Мерное мелькание хлесткого черного овала очерчивало около Ведерникова зону недоступности, по границе которой метался, растопырив руки, точно ловил мячик в футбольных воротах, приставленный к его особе улыбчивый атлет. Только теперь он улыбался все меньше, все больше таращил бледные, с мыльной водицей глаза и жалобно вскрикивал. Ведерников не обращал на атлета никакого внимания. Столбчатые прыжки отдавали вспышками боли, доходившей до самого затылка, и все же Ведерников продолжал, продолжал, терпел, уже почти не чувствовал резкого кипятка. Ком силовой паутины болтался в животе, точно второй, разъедаемый повышенной кислотностью желудок. Теперь Ведерникову сделалось тесно в спортзале для ампутантов. Нужна была хотя бы стометровка, чтобы вспомнить ускорение. Очень нужен был кто-то вроде дяди Сани, кто подберет для слабака на ходульках силовые комплексы, будет гонять, свистеть, материть. То и дело Ведерников ощущал, что дядя Саня, слегка клубясь и колыхаясь, стоит у него за спиной – а то сидит на плече, будто когтистый ангел или разодетый в пух и прах пиратский попугай.

Должно быть, администрация съемочной группы каким-то образом наблюдала за Ведерниковым. От Киры на почту стали приходить сообщения. Кира писала, что рука срастается плохо, но скоро все будет очень хорошо. «Ты, Олег, стал тренироваться всерьез, я так рада, так горжусь тобой», – ободряла она из своего швейцарского далека, простодушно выдавая факт негласной слежки. Сбросила, как бы в награду, свою миленькую фотографию на фоне футуристической, уступами и спиралями оснеженной клиники: румянец на щеках двумя округлыми, словно нарисованными яблоками, загипсованная рука лежит в надетой через плечо голубенькой сумочке, будто младенец в люльке. Еще она сбросила несколько «вдохновляющих» ссылок на немецкого прыгуна-ампутанта Маркуса Рема. «Посмотри на этого парня! – восклицала она, и Ведерников смотрел. – Рем собирается на протезе соревноваться со здоровыми спортсменами. И ты бы мог, Олег! Все говорят, что у тебя уникальный талант».

Положим, Ведерников не собирался участвовать ни в каких соревнованиях, не претендовал на место ни в какой сборной. То, чего от него хотела Кира, было фальшивкой на камеру, муляжом, подлой подменой. Сама она этого совершенно не замечала. Что касается Маркуса Рема – техника у немца была фантастическая. Но в момент отталкивания и взлета Ведерников видел на его искаженном лице все ту же тигриную маску боли, что наблюдал когда-то у баскетболистов-колясочников, что ощущал, пока не отпечатанную намертво, на своей напряженной физиономии, когда скакалка, теряя энергию, начинала хлопать, а культи становились как бревна, пожираемые заживо жирным огнем. Однако паралимпийский рекорд немецкого прыгуна – 7.35 – отчего-то вызвал в душе Ведерникова радостную бурю. Воодушевленный, сам не понимая толком, чем и почему, Ведерников совершил большую ошибку – приветливо улыбнулся балеруну Сереже Никонову, по-прежнему желавшему блистательно сыграть хорошо оплаченную роль. Мать категорически запретила пускать балеруна в спортзал и вообще в офисный центр, и потому Сережа маялся, будто огромная муха, в стеклянном предбаннике, где дуло глухим теплом из заросшей каким-то черным волосом решетки. «Ну что, прыгнем?!» – бессмысленно крикнул Ведерников своему неотвязному двойнику, бодро одолевая визгливый турникет, и Сережа от неожиданности уронил в рябую слякоть свою бутафорскую трость.

Ведерников нуждался в тренере – и тренер, щедротами фильмового бюджета, вскоре появился. Не дядя Саня, конечно: деловитый крупный мужик с простым картофельным лицом, с неприятной манерой как бы умываться всухую шершавой ладонью, фыркать и затем резко взглядывать на собеседника серо-стальными глазами с дробинкой. Мужик представился Олегом Николаевичем и сообщил, что является вторым тренером паралимпийской сборной, а здесь находится только потому, что ему зажали премиальные за прошедший сезон. «Я тебе, тезка, все скажу прямо, потому что я человек прямой, – заявил он, заложив кулаки в карманы тренировочных штанов. – Я тренер, а не постановщик трюков. Дело у нас одноразовое, иллюзий не строй. Ты в возрасте. Интересно, конечно, на тебя посмотреть. Но продолжать в тридцать четыре еще можно, а вот вернуться в спорт уже нельзя. Про Валерия Брумеля слышал? Великий был спортсмен, не чета тебе. Поломался на мотоцикле, боролся как зверь, тридцать операций на ноге, не шутка. Потом вроде бы вернулся на год – и порвал сухожилие, стал совсем инвалид. Так что чудес не жду, и будет у нас с тобой здравствуй и прощай».