Кэтрин Хайд: Не отпускай меня никогда

– Хотите сказать, что пытались восстановить нашу семью?

– Конечно. Грейс сама все придумала.

– Бред какой-то, поверить не могу. – Голос Эйлин стал громче и агрессивнее.

– Чистая правда.

– Вы запретили мне с ней видеться! Или это тоже придумала Грейс?

– Она полагала, что вы возьметесь за ум. Страх потери заставляет многих изменить отношение к жизни. Грейс очень хотела, чтобы вы к ней вернулись. Разве Рейлин вам не сказала?

– Не знаю. Может быть. Честно говоря, даже если бы она говорила об этом, я бы все рано не стала слушать. Тем более тогда. Потому что без Грейс стало только хуже.

Они вновь погрузились в изнурительное молчание. Пылинки продолжали кружиться в танце.

– Перед вами я все еще чувствую себя ничтожеством, – сказала Эйлин.

Билли расхохотался.

– Передо мной? Серьезно?

– Из меня вышла дрянная мать. Вы меня наверняка осуждаете.

– Эйлин, послушайте. Я никого не осуждаю. У меня просто нет на это права. Не в том положении, знаете ли. Я страдаю агорафобией, неврозом и паническими атаками. Двенадцать лет провел в своей квартире, не высовывался даже на веранду. На лестницу за почтой – и то не выходил. Передо мной никто не должен чувствовать себя ничтожеством. Ниже падать некуда.

Опять молчание. Эйлин допила свой кофе.

– Ладно, – сказала она, неожиданно поднявшись на ноги. – Приятно было побеседовать.

И направилась к двери. Билли кинулся вперед, чтобы отпереть замки.

Взяла и ушла. Ничего не сказала, даже не попрощалась. Вину тоже ничем не загладила. Билли ничего не знал про программы реабилитации за двенадцать шагов и их подход к заглаживанию вины, но словарное определение явно включало в себя нечто большее.

Чтобы загладить вину, следовало принести извинения. А еще лучше – исправить свои ошибки делом.

Кажется, прошло всего две или три минуты, а может, и все десять, когда Билли услышал до боли знакомый звук. Совсем забытый, но прекрасный.

Грейс вопила от радости. Он не знал, что послужило поводом для такого бурного ликования, однако в груди стало тесно от нахлынувших чувств. В последнее время Грейс вела себя слишком тихо. Она целый год не вспоминала о том, что быть Грейс – это очень, очень громкое дело.

Внизу распахнулась дверь. Радостный вопль разнесся по лестнице, заполняя все здание до самой крыши.

– Билли! Билли, открыва-а-ай!

Он подбежал к двери и отпер все замки. Как раз вовремя. Грейс уже летела навстречу – в самом что ни на есть прямом смысле слова. Приземлилась прямо в его распахнутые объятия, едва не опрокинув их обоих на пол. Билли охнул, но устоял.

Потом она запрыгала, с нетерпением заглядывая ему в лицо. Глаза сияли от счастья, прямо как раньше.

– Когда будем танцевать? – снова завопила она.

У Билли слегка заложило уши – самым приятным образом.

– Ух ты! Ну ничего себе! – вскрикнула Грейс.

Они стояли на песчаной обочине у дороги. Фелипе заглушил двигатель и выключил фары. Было темно – такой темноты Грейс не видела никогда в жизни. Ее глаза привыкли к городскому сумраку, но он не шел с этой темнотой ни в какое сравнение.

И таких звезд она тоже никогда не видела.

– С ума сойти! – вскрикнула Грейс.

– Прямо на ухо, – вздохнул Билли.

– Извини.

Она оторвала взгляд от неба и осмотрелась по сторонам. Пусто, куда ни глянь. Ни домов, ни людей, ни фонарей, ничегошеньки. Только темная дорога и ее друг Билли. И еще ее друзья Фелипе и Клара, которые привезли их сюда, в пустыню. Час езды от Лос-Анджелеса. Час до огромной прекрасной пустоты.

Грейс с Билли стояли рядом с машиной посреди непроглядной ночи и смотрели вверх.

– С ума сойти, – чуть тише повторила она.

– Думала, я тебя обманываю?

– Почему же. Просто ты сказал, что звезд будет много. Но не предупредил, что столько! А еще я по-другому представляла небо. Ты не говорил, что звезды будут везде. Вокруг нас, как под куполом. Сразу понятно, что земля круглая. Нет, в школе, конечно, об этом рассказывали, но теперь я все вижу своими глазами.

Билли усадил ее на капот, и Грейс откинулась на лобовое стекло. Холодное. Интересно, почему ночью в пустыне так холодно?

Билли устроился рядом, со стороны водителя. Сидели, смотрели на звезды вместе. Грейс сложила ладошки кольцом на манер подзорной трубы и принялась считать звезды на маленьком пяточке неба. Даже там их было бесконечно много. Так что она снова опустила руки и просто смотрела в ошеломительную глубину, восторженно вздыхая.