Семен Злотников - Кир

Бывало, я видел себя Моисеем, внемлющим Богу на горе Синай, иногда Гиппократом, волшебно врачующим человечество, однажды поэтом, подобным Петрарке, – но даже во сне я страшился кого-то убить, покалечить или причинить боль…

И вот я стою посреди Колизея, экипированный большим шлемом с грифоном на голове, круглым щитом и коротким фракийским мечом, поножами из дубленой кожи и бронзовым нарукавником на правой руке.

Вокруг меня по всему периметру ристалища замерли, застыли в напряженных позах сотни мастеров боевых искусств, готовых по первой команде ринуться на меня и смести с лица земли.

При всей торжественности момента казалось немного забавным видеть их в красочных доспехах древнеримских гладиаторов.

На одном шлем с полями без гребня и нагрудные доспехи, на другом шлем с гребнем и перьями по краям, пояс и набедренная повязка, у кого-то еще замечаю в руках сеть и трезубец, копье или два грозных меча.

Но, однако же, кровь у меня приливает к лицу при виде моего душевного друга, печально застывшего в позе Атланта под сводами дальнего арочного проема.

За отказ убивать своих ближних его приковали цепями к пурпурным полуколоннам из аметиста – точно под ложей Уинстона Черчилля и Никиты Сергеевича Хрущева.

Бог знает, о чем он подумал, увидев меня с обнаженным мечом.

Ведь, казалось, вчера мы с ним поклялись…

…Но едва мы поклялись не драться и не убивать, как нас подвесили рядом, на одной перекладине, головами вниз и стали стегать раскаленным железом.

Пытали, точнее, его ( в назидание мне !) – но именно я ( а не он !) содрогался и вскрикивал от ударов огненной палицы по его груди, спине, животу и ногам.

Я ощущал его боль как свою – с той разницей, что его боль я не в силах был выносить…

– Я буду драться! Я – драться!! Я буду!!! – срываясь в кашель и хрип, трижды прокричал я нашим палачам, только бы они перестали его истязать.

– Good boy! – попыхивая сигарой, небрежно потрепал меня по щеке английский премьер.

– Да я же тебе говорил! – лузгая семечки, с чувством глубокого удовлетворения констатировал Первый секретарь Коммунистической партии Советского Союза.

Оба знали как будто наверняка, на чем я сломаюсь.

Несчастный мой друг между тем на протяжении всех пыток молчал, не выказывал слабости или страха, и лишь напоследок, когда нас спустили на землю, прошептал:

– Кир, прощаю!

Похоже, прощая меня – он прощал этот мир…

…Между тем, покуда по радио объявляли участников грядущего побоища с непременным перечислением громких побед и регалий, мой взгляд без препятствий скользил вдоль трибун ( благо лик мой скрывало забрало, и я никого не смущал ).

В ложах, разбросанных тут и там в виде корабликов по всему периметру Нового Колизея, нежились на пуховых подушках римские патриции и матроны, облаченные в тоги белоснежно-пурпурных цветов – праздничные одежды римских цезарей.

В центральной ложе ( точь-в-точь над моим бедным другом !) на тронах расслабленно восседали престарелые предводители обоих миров – социалистического и капиталистического.

По правую руку от Никиты Сергеевича Хрущева по стойке «смирно» стоял двухметровый казак с алым стягом Союза Советских Социалистических Республик, по левую от Уинстона Черчилля – бравый гвардеец ее величества королевы Англии с имперским штандартом Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии.

В малоприметных для глаза скальных углублениях между ложами я различил притаившихся ( мало ли что !) пулеметчиков со снайперскими пулеметами советского конструктора-оружейника Николая Федоровича Макарова.

Под куполом цирка по периметру свисали с флагштоков полотнища стран – участниц кровавого турнира.

Рев динамиков, римские тоги, гладиаторы и слепящий свет прожекторов путали и мешали мне осознать реально нависшую надо мной смертельную угрозу ( и как тут было не вспомнить выдающегося классика английской драматургии XVI – ХVП веков Уильяма Шекспира, заметившего однажды, что весь мир – театр, а люди в нем – актеры ).

Даже Москва, куда в пору исторического ХХ съезда КПСС съезжались ведущие представители прогрессивного человечества, не собирала столько знаменитостей.

Наконец, я воочию видел того самого «эксклюзивного зрителя» ( выражение Черчилля !), для потехи которого я претерпел столько страданий.

Как на подбор – всё коронованные особы, президенты, премьер-министры, духовные лидеры и вожди победивших революций.