Семен Злотников - Кир

До его выдворения, впрочем, была еще ночь, полная непредсказуемости и чисто мистических совпадений…

Итак, под надрывный собачий лай меня в суматохе и толчее вынесло из дома короля на старинную площадь Гран-пляс, где как раз в это время веселились участники всемирного костюмированного фестиваля кошек.

На мгновение меня ослепила кричащая роскошь кошачьих нарядов и украшений ( еще более ярких и бесстыдных на безропотном фоне голодающих в странах третьего мира ).

Это пиршество кошечек в сердце Европы пронзало мою душу своим несоответствием с гуманитарной катастрофой в сердце Африки.

Я с трудом продирался сквозь толпы мурлычущих шлюх, усатых модисток, пятнистых блудниц, полосатых путан, вислоухих рабынь фараона, испанских идальго с хвостами – и слезы отчаяния душили меня.

Я ощущал себя отцом, прыгнувшим в воду, чтобы спасти, наконец, тонущее дитя, – а мне не давали плыть.

Вид холеных зверьков и надменных владельцев, усатых гадалок, карточных шулеров, скучающих полицейских, прочих завсегдатаев празднества будил во мне чувство, какого я прежде не знал.

Стыд – СТЫД! СТЫД! – овладел моим существом.

Я стыдился, что жив, что одет-обут, что здоров, что дышу, что люблю, что любим – и только молил о прощении всех, обойденных любовью, с кем я не был знаком и кого не сберег.

Подобно сухому снопу, в который попала молния, я пылал желанием как-то помочь истерзанному рабством конголезскому народу.

В какой-то момент, помню, я возопил с неистовством библейского пророка Иеремии:

– Воззри, Господи, и посмотри на поругание наше!

Но никто на мой вопль, увы, даже не повернул головы.

– Нас гонят в шею, – с удвоенной силой выкрикнул я погрязшему в кошечках человечеству, – мы работаем и не имеем отдыха!

– Кожа наша почернела, как печь, от жгучего голода! – продолжал я, срываясь на фальцет.

– Язык грудного младенца, – взывал я и плакал, – липнет к нёбу от жажды, дети просят хлеба, и никто не подает им!

– Неужели Ты, Господи, – пробормотал я потерянно, – совсем нас отверг?

– Не совсем… – вдруг послышалось сзади…

– Я просил не грустить! – улыбнулся Патрис и, схватив меня за руку, потащил за собой прочь с площади, мимо ратуши, дальше по старым извилистым улочкам в сторону главной достопримечательности Брюсселя – фонтана с писающим мальчиком.

– Вот яркий метафорический пример, – заметил на ходу Лумумба, – истинного отношения Европы к чаяниям угнетенного населения Африки: мол, ссать мы, ребята, хотели на вас!

Я даже замедлил наш бег – настолько меня поразила трактовка игривой, как мне представлялось, улыбки скульптора.

– Не веришь – проверь! – усмехнулся Патрис. – По всем манускриптам, оставшимся после пожара в Брюсселе, автором юного писуна является старый засранец-педофил Пьетро Вадкиненоу, творивший в XVII веке.

– Доказано также, – продолжал Лумумба, – что этот заказ был оплачен всесильным герцогом Чезарео Борджиа ( любимым отпрыском самого папы Александра VI ), положившим начало кровавому освоению девственных просторов Африки!

– О, не будь все так сложно, как было бы просто! – с пафосом, не без сарказма припомнил Патрис знаменитый афоризм древнегреческого мыслителя и звездочета Анаксимандра.

– О, было бы проще, не будь все так сложно! – вскользь, почти автоматом вырвалось у меня ( я-то знал точно, как это у автора ).

На мгновение он замолчал.

Вдруг запахло грозой.

– Я тебя проверял! – наконец засмеялся Лумумба и почти дружески меня приобнял…

В баре, куда мы зашли по пути пропустить рюмку-другую нектара, сближающего « тюши людей», повсюду висели портреты вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина и негромко, но все равно торжественно звучала столь им ценимая «Аппассионата» известного немецкого композитора Людвига Ван Бетховена.

– Ильич тут бывал! – сообщил нам бармен и проводил к столу, стоявшему у самой двери в дамский туалет, с табличкой на нем: «За этим столиком с 13.01.1905 по 13.11.1917 гг. беспробудно пил шнапс великий вождь мирового пролетариата В.И. Ленин!»

– Пил в долг и умчался, не заплатив! – как бы вскользь и назло заметил хозяин питейного заведения.

– Врет! – прошептал мне Патрис на малоизвестном диалекте банту.

– Вот те крест! – поклялся бармен на том же банту. – Да лежать мне в его мавзолее! – добавил уже по-французски и трижды сплюнул через левое плечо.

Платил вождь за шнапс или нет – оставалось загадкой ( вождя с нами нет, а бармен мог солгать !), но однако же мысль о возможном пребывании Ильича в этих стенах вызвала в нас с Патрисом целую бурю положительных эмоций.