Василий Богданов - Мистер Пропер, веселей!

– Кто подцепит?

– Городские власти, которые не заинтересованы в принятии непопулярного решения и обострении социальной обстановки в городе.

– Всё ясно. Мне всё ясно…

– Решение не пройдёт, – сказал Сергей Михайлович, – и это станет формальным поводом исключить Анатолия Петровича из партии, но он об этом не знает и будет всеми силами стараться продавить проект. Нам надо только вынудить его выступить в поддержку решения открыто и записать это выступление на диктофон. Я договорюсь, чтобы во время финальных обсуждений запись была снова включена, а ты должна будешь озвучить в Думе доклад, резко критикующий принимаемое решение. Твоя задача заключается в том, чтобы раздразнить пса, заставить его вытащить свою голову из конуры и прогавкать несколько нужных нам фраз под запись.

Потом мы примем твоего Николая Ивановича в партию «Великая Россия» и выставим его кандидатом по округу исключённого Анатолия Петровича. Анатолий Петрович, конечно же, тоже пойдёт на выборы, несмотря на своё исключение, поэтому, когда предвыборная агитация достигнет своего накала, мы извлечём на свет запись выступления нашего опального героя, где он рвёт и мечет, требуя принятия антинародного решения, и дадим послушать её всем горожанам через два-три местных телеканала. Думаю, после такого фокуса депутатское кресло будет у твоего Николая Ивановича в кармане.

– Какая… какая блестяще закрученная интрига! – восхитилась Анна Геннадьевна и захлопала в ладоши, словно ребёнок. – А вы… вы, Сергей Михайлович, – она погрозила пальцем.

Сергей Михайлович засмеялся.

– Узнаю свою девочку! Эта роль домохозяйки и воспитательницы, которую ты пытаешься на себя примерить в последнее время, совсем тебе не идёт, – заметил он.

– Увы, я тоже… я тоже старею, – сказала Анна Геннадьевна, прижимая руки к щекам, – утрачиваю… утрачиваю комсомольский задор!

– Нашлась старушка! – воскликнул её собеседник. – Взгляни на меня! Вот где старость – дряблый зад и мошонка до колен.

– Прошу вас, не надо подробностей, – смеясь, остановила его Анна Геннадьевна, – я уверена, уверена, что с этим делом у вас так же хорошо, как и пятнадцать лет назад.

– Увы! – Сергей Михайлович, подняв брови, сделал дурашливое лицо. – Я наконец-то получил полную свободу от полового влечения – и это открыло мне глаза на многие вещи, которых я не замечал до сих пор. Например, на прелесть горячего молока с мёдом и маслом на сон грядущий, – с улыбкой закончил он.

Анна Геннадьевна была горда тем, как ловко ей удалось осуществить план, придуманный Сергеем Михайловичем. Однако она решила не рассказывать всего своему мужу, посчитав излишним посвящать его в подробности сплетённой интриги. Вечером за домашним ужином она спросила:

– Друг мой, ты подал… подал уже заявление о вступлении в «Великую Россию»?

– Нет, – отвлёкшись от еды, отвечал Н. И.

– Напрасно, – сказала Анна Геннадьевна, – скоро уже начнётся регистрация кандидатов. Да.

– Послушай, – Николай Иванович положил вилку на стол, как он всегда делал, когда за едой дело доходило до серьёзного разговора, – я хотел обсудить с тобой один момент, который меня беспокоит.

– Какой же? – насторожилась Анна Геннадьевна.

– Эта политическая борьба, моё депутатство – уже сейчас слишком много приходится совершать вещей, идущих вразрез с моими убеждениями. А что будет дальше?

– Что ты имеешь в виду? Я не понимаю, – Анна Геннадьевна скрестила руки на груди, отставив бокал с недопитым вином.

– Я не знаю, да взять хоть моё вступление в «Великую Россию»! Ведь на самом деле я совершенно не разделяю взгляды этих людей на государственное устройство. Я считаю именно их ответственными за бюрократию и коррупцию в стране и за то, что они убили самую возможность появления новой свежей силы, способной на свободное высказывание. Любое политическое инакомыслие истреблено под корень. Они сами закупорили себя в душной консервной банке, и, когда в этой банке не останется больше еды, – они станут жрать друг друга, ввергая страну в хаос междоусобных войн.

Анна Геннадьевна опешила: ей раньше просто не приходила в голову мысль о том, что Николай Иванович может отвергнуть блестящую возможность, за которую она на его месте схватилась бы, не задумываясь.

– Друг мой, – собравшись с мыслями, сказала она, – ты думаешь… ты думаешь, мне нравилась КПСС или… или комсомол? Отнюдь. Я тоже прекрасно понимала, что именно они, да, они несут ответственность за нищенский уровень жизни населения. Мне… мне очень хотелось всё поменять и сделать так, чтобы в нашей стране не только я, Сергей Михайлович и кучка бюрократов жили достойно , а чтобы все, все советские люди, включая моих родителей, мечтали… мечтали о чём-то большем, чем колбаса и икра! Что я должна была предпринять? Стать диссиденткой и… и закончить свои дни в психиатрической лечебнице? Эмигрировать заграницу? Нет. Невозможно… невозможно сломать систему снаружи, её можно перестраивать только изнутри, для чего нужно внедриться, да, внедриться, поступившись какими-то своими идеалами на время. Это называется принцип… принцип айкидо – не идти в лоб на таран, а использовать силу противника, который заведомо больше, да, больше и мощнее тебя, против него же!