Сергей Кузнецов - Учитель Дымов

Когда в Чикаго шел снег, Аня не вспоминала, как вдвоем с Андреем бродила по заснеженной Москве; не вспоминала Андрея, когда видела на кампусе худых и взъерошенных восточноевропейских подростков; не вспоминала, когда в аэропорту взлетала над головами провожающих мальчишечья ладонь, трепещущая от любви и отчаяния. Америка была хорошей страной, отличной страной, много лучше, чем монструозный Советский Союз, лучше, чем непонятная независимая Россия, – зачем портить любовь к этой стране? Ане и без того поначалу было здесь трудно, она столько усилий приложила, чтобы стать здесь своей, – зачем же отравлять счастливую жизнь, к которой она так долго шла?

Неделю назад, пройдя по случайной ссылке, Аня попала в какой-то нелепый русскоязычный блог, a Russian Style New Age Blog , как она сказала бы своим американским подружкам. Автор смешивал Кастанеду, йогу и тантру, то есть вещи, к которым Аня была полностью равнодушна. Вдобавок блог не был частью ЖЖ, как все остальные русские блоги, а на американский манер жил на отдельном домене, и вот Аня, уже собираясь закрыть страницу, вдруг увидела в строке Safari адрес сайта.

Почему-то стало очень холодно, руки онемели, перед глазами пополз белый туман. С трудом Аня нашла в меню раздел «Обо мне», щелкнула мышью и рассмеялась с облегчением – с фотографии смотрел седобородый старик, и звали его вовсе не Андрей, а Валерий. Наверно, однофамилец, подумала Аня и тут же поняла, что, конечно же, нет, не однофамилец, а отец.

Нельзя быть такой истеричкой, сказала она себе и в приступе внезапной храбрости вбила в Google те самые имя и фамилию. По первой же ссылке открылась старая статья Андрея, фотографии автора не было, но был e-mail , и Аня не стала его даже записывать, потому что запомнила с первого раза, и еще неделю перекатывала в памяти, надеясь, что он, как шар в лузу, рано или поздно попадет в дальний угол, в запертую кладовку без ключа, куда свалены ее московские воспоминания. Но непослушный адрес все катался туда-сюда до самого субботнего вечера, когда Аня вернулась с вечеринки веселая и чуть пьяная, потому что сегодня была Сашина очередь вести машину и было бы глупо не выпить, правда? Правда, правда, согласился Саша и добавил: иди уже спать , а сам пошел в душ, но Аня не стала спать, а открыла свой «мак», вбила адрес и написала Privet в теме письма, потому что у нее в первые годы эмиграции не было русской клавиатуры и даже теперь по старой привычке она иногда пользовалась транслитом, – и вот ведь странная вещь, стоило Ане нажать кнопку Send , как этот чертов e-mail сразу пропал из памяти. Вот и хорошо, подумала она и закрыла крышку ноутбука, теперь я могу спать спокойно.

Но Аня не спит уже четвертый час, и даже чтение New Yorker не помогает, и тогда она берет компьютер, тащит на кухню и опять проверяет почту. Два письма спама – и больше ничего.

Аня глядит на часы и думает: что ж такое? В Москве уже пол-одиннадцатого, не может же он так долго спать, даже в воскресенье!

Ответ пришел только на следующую ночь: Андрей написал его в понедельник, придя на работу, и Аня ответила утром своего понедельника, так что ее имейл свалился в Inbox , когда Андрей уже собирался уходить. Настоящее письмо, два экрана русских букв, не пять строчек транслита, – Андрей прочитал дважды, но не успел ответить, потому что Зара уже третий раз звонила сказать, что ждет в кафе рядом с офисом, они ведь собирались вечером в кино, и если Андрей не поторопится, они точно опоздают, потому что пробки. Андрей выключил компьютер и весь вечер сочинял письмо, которое сможет написать только завтра утром, раньше всех придя в офис.

Так они начали переписываться – им нужно было много друг другу рассказать. Сначала разобрались с официальными биографиями – замужем, работаю, дочке девять; не женат, детей нет, был переводчиком, теперь журналист, – и когда Аня спросила: «А ты живешь все в той же квартире?», они ступили на шаткий, рискованный путь воспоминаний. Он раскачивался, как веревочный мост над пропастью, у них кружилась голова, они изо всех сил цеплялись за хлипкие перила, но шли вперед, шаг за шагом, и не могли остановиться.

Помнишь, как ты увидел меня первый раз? А порнушку в конце «Забриски-пойнт»? А похороны твоего деда? А как мы потом гуляли всю зиму? И шел снег, да, конечно, помню, и я тоже. И вот наконец дошло дело до «помнишь, как мы поцеловались первый раз?», и следом одна за другой всплыли подробности, вспомнился их особенный язык, язык двух влюбленных подростков, трогательный и щенячий, казавшийся когда-то чудесным и неповторимым. Как ты называл мою pussy? Как ты называла мой член?