Сергей Кузнецов - Учитель Дымов

Зара надувает губки – и у нее это получается куда лучше, чем гримаска, которую много лет назад тренировала перед зеркалом Оля.

– Я буду по тебе скучать, – говорит она, – а я не хочу. Поехали вместе. Если не нравится, можешь с мамой не знакомиться, поживешь в гостинице, будешь у нас инкогнито.

– Не поеду, – говорит Андрей. – Да и вообще… я хотел с тобой поговорить.

В общем-то, это неправда: Андрей вовсе не хочет говорить с Зарой, он бы с радостью оставил все как есть, потому что Зара – молодая, красивая и влюбленная, с ней круто приходить на пати, и трахается она просто потрясающе, а после того, что Андрей собирается сказать, у них больше не будет ни пати, ни секса, это он отлично понимает, но все равно у него вырываются эти слова – «я хотел с тобой поговорить», и когда в ответ Зара недоуменно поднимает густые округлые брови (как бы приглашая давай уж, говори! ), он подходит к ней, садится на широкий подлокотник, обнимает за плечи и, глядя в сторону, говорит, словно ныряя в ледяную воду:

– Я люблю другую женщину. Прости.

Когда он начинает рассказывать, Зара сбрасывает его руку с плеча, а чуть позже встает и ходит по комнате, а Андрей сидит на подлокотнике пустого кресла, говорит сбивчиво и путано, а сам думает, что главное ему сейчас не разрыдаться, и даже не потому, что мальчики не плачут, – глупости все это, – а просто не он должен плакать сегодня вечером, не его любовь отвергли, а Зары, и, сам себя перебивая, он говорит, какая Зара на самом деле прекрасная и дело вовсе не в ней, и она так резко машет рукой – прекрати! – и Андрей снова рассказывает про Аню, про их переписку, разговор по скайпу, что он все время о ней думает и что Зара достойна мужчины, который будет любить ее так, как она этого достойна, и от двух «достойна» в одной фразе у самого Андрея сводит скулы, хотя тут уж не до стилистических тонкостей, особенно если учесть, что его колотит, он сидит весь бледный и жалкий, на лбу сверкают капли пота, шея нелепо вывернута, будто Зара все еще сидит рядом и он боится на нее посмотреть. И когда Андрей в третий раз говорит: я чувствую себя таким виноватым перед тобой , Зара обходит его, обнимает сзади, прижимается всем телом, унимает его дрожь и шепчет:

– Успокойся, я все поняла. Пойдем, потрахаемся напоследок.

Господи, какая она все-таки сильная, восхищенно думает Андрей, я бы так не мог. И вот они идут в спальню, Андрей хочет включить свет, но Зара говорит: не надо , и они раздеваются в темноте, а потом, почти без всякой прелюдии, начинают заниматься любовью, и это очень странный секс: Андрей знает, что это – в последний раз, и его наслаждение только сильнее от стыда и горечи, сильнее и болезненней; и Зара тоже знает, что это – в последний раз, и потому трахается исступленно и яростно, словно хочет напоследок взять все, что ей причитается, но когда Андрей тянется ее поцеловать, она раз за разом отворачивается, и он тыкается в густые спутанные волосы, а когда пытается повернуть ее голову, Зара ударяет его по щеке, и дальше Андрей уже позволяет ей делать все, как она хочет, и только в самом конце, перед финальным содроганием, наваливается всем телом, все-таки добирается губами до лица и понимает: оно все соленое от слез.

Потом они лежат, обессиленные и несчастные, и Зара говорит:

– Помнишь, ты мне в первую ночь читал стихи?

Ее голос звучит так нежно, что кажется Андрею чужим, почти незнакомым. Он молча кивает в темноте.

– Почитай еще – в последний раз, на прощание.

Он встает, зажигает свет, достает томик Пушкина… лежит там, куда Андрей его бросил в их первую ночь, все эти месяцы ни разу не открыл. Пролистывает содержание, находит то, что хотел, начинает: Я вас любил: любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем – и, подняв глаза, видит, что Зарино лицо каменеет, пропадает мягкость контуров, исчезает плавность черт, в глазах вспыхивает сухой блеск… кажется, я промахнулся со стихотворением, думает Андрей, но все равно не может остановиться. И вот наконец, после финального … любимой быть другим Зара отворачивается и говорит холодно и безразлично:

– Спасибо. А теперь вызови мне, пожалуйста, такси.

Много лет Аня верила, что если не сможет забыть свою детскую любовь, то никогда не полюбит новую жизнь, которая ей предстоит. Той зимой она поняла, что все эти годы ошибалась. Даже теперь, после того как она полтора месяца непрестанно думала про Андрея, написала ему сорок с лишним писем и, закончив разговор по скайпу, полчаса прорыдала на парковке, для нее ничего не изменилось: Америка оставалась лучшей страной на свете, ее дом – лучшим домом, Лена – ее любимой девочкой, а Саша… а Саша, наверное, по-прежнему был самым прекрасным мужем.