Сергей Кузнецов - Учитель Дымов

Когда Женя вошла в квартиру, она сразу его увидела: он лежал на пороге кухни, глядя в потолок широко открытыми, совершенно неподвижными глазами. Она закричала Володя! и бросилась к нему, уже зная, что он умер, что поздно вызывать «скорую», что все кончено.

Женя ошиблась: ничего не было кончено, это было только начало, Володя был жив и проживет еще три года, прикованный к кровати, бессловесный, парализованный, не реагируя на слезы, слова, молитвы, на звук и свет, на все явления внешнего мира.

Валера поставил на уши Москву, собрал лучших врачей, а потом – лучших экстрасенсов, лучших народных целителей, но все они ничем не могли помочь, Владимир Николаевич Дымов все так же лежал, и ему исполнялось семьдесят два, а потом семьдесят три года, и все это время Женя была рядом с ним. Валера нанял сиделку, пообещав медсестре из Первой градской в пять раз больше ее зарплаты, и та согласилась, потому что уже наступило время, когда деньги решали все, точнее – почти все, ведь никакие деньги не могли оживить омертвевшее тело Владимира Дымова.

Когда сиделка уходила, Женя мыла его сама. Она впервые увидела обнаженным мужчину, которого любила всю жизнь, и, промывая складки пожелтевшей дряблой кожи, смущалась, потому что знала: Володя не хотел бы, чтобы она увидела его таким – парализованным, неподвижным, бессильным.

Когда сиделка уходила, Женя становилась на колени и молилась, чтобы Господь даровал исцеление рабу Божьему Владимиру. Исцеление все не наступало, и тогда Женя думала, не позвать ли батюшку, чтобы он соборовал Володю, а потом каждый раз говорила себе, что ее Володя всю жизнь прожил атеистом, пусть и умрет атеистом, а Господь отпустит ему этот грех и вознаградит за все его праведные дела.

Когда сиделка уходила, Женя сидела рядом с Володей, держала за руку, на запястье которой тикали неизменные Selza , и говорила все, что не могла сказать все эти годы. Сейчас Володино молчание давало ей силы говорить, и она снова и снова рассказывала, как впервые увидела его на кухне, освещенного зимним солнцем, как плакала по ночам, ревнуя к Оле, как поехала с ними вместе в Куйбышев, а потом в Грекополь, в Энск, как не могла заснуть, слушая, как по ночам они с Олей любят друг друга, как была счастлива, когда была с ним вдвоем, как растила Валерку, а потом Андрейку, как уехала в Москву, ничего не сказав Володе про Олю и Костю, как жила шесть лет, стараясь не вспоминать, но все равно вспоминая почти каждый день, как помертвела, когда поняла, что они оба вернулись и снова будут жить с ней в одном городе, как они с Олей простили друг дружку, но она, Женя, боялась снова превратить их дом – в свой и как в конце концов все-таки стала приходить сначала раз в неделю, а после смерти Оли – почти каждый день. Женя плакала и обещала, что не оставит ни Валерку, ни Андрея, позаботится о них, пока будут силы, а потом рассказывала, как Андрей сдавал экзамены после десятого класса, рассказывала, как Валерка сделал Андрею в военкомате белый билет – за взятку, потому что наступило время, когда деньги решают если не все, то почти все, и это очень удобно, когда деньги есть, и совсем страшно, если их нет. Она говорила про павловскую реформу, про то, как исчезли сахар, мыло и сигареты, про то, как снова появились талоны, а потом рассказывала про Нагорный Карабах, Сумгаит, Тбилиси и Вильнюс, про XIX партконференцию, про первый съезд народных депутатов, про Ельцина и Лигачева, про шестую статью конституции, про стотысячные митинги на улицах. Женя держала Володю за руку и повторяла, что любит, всегда любила, всегда будет любить, и однажды ей показалось, что Володины пальцы чуть дернулись, слабым эфемерным пожатием на мгновение сдавив ее ладонь, и тогда она заплакала, заплакала от счастья, потому что свершилось чудо, паралич отступил, сегодня ожила левая рука, а завтра, может, зашевелится правая, а потом в один прекрасный день Володя снова заговорит и скажет, что он слышал все, что она рассказывала эти три года, и что он тоже любит ее, давно уже любит, просто никак не мог ей в этом признаться. Женя плакала и сжимала Володину руку, а потом вытерла слезы и поняла, что рука уже совсем холодная.

Андрей стоит у гроба, который через несколько минут опустится в никуда, отправится навстречу очистительному огню крематория. Он так давно готовился к этому дню, что ничего не чувствует – ни скорби, ни печали, ни грусти. Для него деда не стало три года назад, юношеский максимализм не оставил Андрею никакой надежды, и, пока Валера бегал по врачам, экстрасенсам и телепатам, Андрей в пустой квартире оплакивал дедушку Володю – и вместе с ним свою потерянную любовь: когда он наконец решился спросить телефон девушки, с которой вместе занимался, бабушка Женя не смогла вспомнить ни Аниного лица, ни имени – и уж тем более не знала, откуда Аня появилась и кто порекомендовал ей Владимира Николаевича.