– Ничего я не знаю, – ответил Буровский. – Я дальше Бреста не был. Может, на самом деле на Западе происходит вовсе не то, что мы думаем? Я вот на конференциях встречал коллег из Штатов и из Англии… как-то непохоже, что они практикуют свободную любовь.
– Значит, нам удается здесь больше, чем им, – ответил Валера. – Хотя вряд ли: я последние годы по-английски много читаю, так что там, поверь мне, действительно другая жизнь.
– Джеймса Бонда читаешь? – усмехнулся Буровский.
– Нет, зачем? Сейчас Кастанеду читаю.
– Кто это?
– Ученый. Антрополог. Мне когда-то Алла его пересказывала – про то, как исчезать в оптическом прицеле… короче, что-то вроде Ричарда Баха, тоже человек, который ищет духовные пути.
– Ну да, – кивнул Буровский, – профессиональная литература, понимаю. Как для меня – химия.
– Про химию там тоже есть, кстати, – сказал Валера, – у Кастанеды в особенности. Но, думаю, это не наш путь.
Он щелчком отправил окурок в забалконную тьму. Прочертив в ночи сверкающую параболу, тот погас где-то на уровне первых этажей.
Вот тоже, падучая звезда, подумал Валера. Может, кто увидел – и желание загадал, выходит – и вечер не зря прошел.
– Ладно, пора уже, – сказал Буровский, открывая дверь. – Тебя девчонки заждались, а мне домой надо.
Через несколько дней Валера приехал к отцу в гости. Все эти годы он заезжал на «Коломенскую» примерно раз в месяц. Обычно Женя готовила ужин, потом они немного выпивали, отец рассказывал об учениках, Валера пытался слушать, но никак не мог запомнить ни имен, ни проблем этих школьников, которых никогда в жизни не видел.
– Ты знаешь, пап, – сказал он однажды, – мы же с тобой коллеги. Я тоже преподаватель, как и ты.
– Какой ты преподаватель, – рассмеялся Владимир Николаевич, – ты физкультурник. А я все-таки учил людей тому, на чем держится современный мир, – науке.
Валера вспомнил, как в десятом классе сказал отцу, что его жизнь потеряет смысл, если он согласится с тем, что высшее образование нужно не всем. Дурак я тогда был, подумал он, не понял, что для отца главное – не образование, а наука.
– Мне кажется, – сказал он, – это было раньше, лет тридцать-сорок назад, когда ты был молодым и только начинал преподавать. Тогда только сделали бомбу, и всем казалось, что и дальше наука будет двигать горы. Потом еще в космос полетели, но все это было давно. Наука имеет дело только с материей, как физкультура имеет дело только с телом. А в какой-то момент я понял – важен только дух. Материя или тело – просто инструмент, с помощью которого мы должны решать духовные проблемы. Вероятно, Эйнштейн и прочие это хорошо понимали, а насчет твоих студентов я не уверен.
– Это какой-то идеализм, – недовольно буркнул профессор Дымов, – прошлый век, несерьезный разговор.
– А что прошлый век? – неожиданно разозлился Валера. – И в том веке были люди, которые все правильно понимали. Их, правда, почти всех после революции извели, но книжки-то остались. Хочешь, принесу почитать?
Владимир Николаевич пожал плечами: мол, хочешь – приноси. Валера в самом деле в следующий раз дал отцу Бердяева и Шестова, не самых своих любимых философов, зато не нуждавшихся в переводе. Впрочем, когда он зашел к отцу в гости через несколько дней после своего дня рождения, Владимир Николаевич вернул ему книги, недовольно морщась.
– Не понравилось? – спросил Валера.
– Нет, совсем не понравилось, – покачал седой головой отец, – слишком сложные вопросы. Я думаю, они потому такие сложные вопросы задавали, что жизнь у них была простая.
– Не была у них простая жизнь, – с обидой ответил Валера. – Бегство из России, эмиграция, бедность.
– Ну, жизнь, может, и нет, а детство у них было простое, – не сдавался Владимир Николаевич. – Человек, выросший во время Гражданской войны и разрухи, никогда не будет задаваться такими сложными вопросами. Он будет искать простых ответов. Когда-то я хотел построить новый мир, потом – развивать науку, а потом понял, что могу только учить тех, кто будет строить новый мир и совершать открытия.
– И какие открытия, например, совершает Игорь? – спросил Валера.
Отец погрозил ему пальцем:
– Не цепляй Игоря. Он хороший человек, всем нам помогает, это уже немало. И если ты веришь в какое-то там , то в твоем там ему это зачтется.
Валера рассмеялся:
– Согласен, согласен. Пусть там ему зачтется то, чем он помогает людям, а не то, чем занимается на работе.
Сказав эти слова, Валера вспомнил свой ночной разговор с Леней. Выходит, Игорь в той же ситуации, что мы все, подумал он. Своей вечной партийной ложью на работе он выгораживает территорию, на которой может беспрепятственно помогать моему отцу, мне и, наверно, множеству других людей. Никогда не приходило в голову так посмотреть на бывшего тестя.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу