Сергей Кузнецов - Учитель Дымов

– Не смей так говорить! – Женя сбрасывает его руки. – Откуда ты только слов таких набрался! «Приживалка»! Идиот!

Они стоят молча, и Женя ждет, что Гриша опять закричит или скажет что-нибудь обидное, тогда она повернется и уйдет, да, уйдет сама, но Гриша вдруг отвечает ей тихо и очень ровно:

– Ты просто не понимаешь. Ты не видишь себя со стороны, а я, еще когда первый раз пришел к Владимиру Николаевичу, сразу понял. Ты когда на него смотришь – у тебя лицо меняется. Как будто внутри, я не знаю, лампочку включают. Не на его жену, не на их сына – на него. Если они поедут с тобой – ты никогда и никуда от них не денешься. Ты всю жизнь так и проживешь – их тенью.

– Но, может, я так и хочу? – говорит Женя. – Почему ты решаешь за меня, как мне жить?

– Потому что я не могу смотреть, как девушка, которую я люблю, гробит свою жизнь! – отвечает он. – И я не хочу ехать с тобой и смотреть на это каждый день.

– Значит, ты не хочешь ехать со мной? – спрашивает Женя.

– А ты – хочешь ехать со мной?

– Да! – говорит Женя. – Да, я – хочу!

– Тогда скажи им, чтоб они остались здесь!

Женя смеется:

– Ты с ума сошел! Они взрослые, самостоятельные люди, едут куда хотят! Как я скажу «оставайтесь»?

– А вот так, как я собирался завтра сказать «я не поеду в Казань».

– Собирался? – спрашивает Женя. – А теперь уже не собираешься?

– А теперь уже – нет, – говорит Гриша. – Если ты хочешь ехать с ними, поезжай без меня.

И когда он говорит эти слова, Женя понимает: все кончилось, все кончилось, не успев даже начаться, – новая прекрасная жизнь, жизнь, где она ходила обнявшись, целовалась на глазах у всех, где она была прекрасна, желанна и любима.

Она смотрит на Гришу и отвечает чужим голосом, холодным и спокойным:

– Значит, я поеду без тебя.

Дорога домой – вязкая, асфальтовая, дымящаяся от жара – вела в гору. Над ней поднимался теплый воздух, от которого колебались городские дома на горизонте и кипарисы вдоль обочины. Папа говорил, что похоже устроен мираж в пустыне, вспомнил Валерка и тут же стал сам себе придумывать историю про отважных путешественников, караваны верблюдов и призрачные оазисы – сюжет, вполне подходящий и для такой жары, и для того, чтобы дорога от моря не казалась долгой.

Валерка лизнул плечо – здорово, соленое по-прежнему. Ему нравилось, что, даже высохнув, он уносит с собой частичку моря, и поэтому он так не любил, когда тетя Женя загоняла его в ванную. Казалось, смывая соль, он предает море, избавляется от него. Если бы Валерка догадался рассказать об этом папе, Володя объяснил бы, что соль, смытая в душе, как раз возвращается в море, – самому Валерке эта мысль пришла в голову только через несколько лет, когда море интересовало его куда меньше медовокосой и круглопопой Зиночки из дома напротив.

Валерка вошел в подъезд, от толстых обшарпанных стен дохнуло хоть и слабой, но прохладой. Между первым и вторым этажом он запустил руку в узкую щель под подоконником выходившего на улицу окна, подцепил головку ключа и вытащил его с ловкостью, давшейся целым летом практики: еще весной Валерка догадался прятать ключ в подъезде, чтобы не таскать с собой на море. Если бы кто-нибудь узнал, Валерка объяснил бы, что боится потерять ключ или не хочет, чтобы его украли хулиганы, пока он будет плавать, но на самом деле ничего Валерка не боялся, а вот мысль, что у него есть собственный тайник, приятно грела – или, учитывая погоду, приятно охлаждала.

Вприпрыжку он взлетел еще на два этажа и, скользя ладонью по отполированным мальчишескими попами перилам, повернул на последний лестничный марш – и остановился.

На ступеньках перед их квартирой сидел незнакомец. Был он коротко, почти налысо пострижен, одет в великоватый, видавший виды костюм и стоптанные, почти развалившиеся ботинки. Он сидел, широко расставив ноги и чуть наклонившись вперед, упираясь локтями в колени и переплетя пальцы.

Увидев эти пальцы, Валерка остановился. Они были страшные – корявые и покрытые коростой. Незнакомец посмотрел на мальчика из-под спутанных седых бровей, и Валерка увидел, что и глаза у него тоже страшные, совсем выцветшие, почти прозрачные и очень холодные.

– Проходи, не бойся, – сказал мужчина, и от этого «не бойся» у Валерки ледяной холодок заерзал туда-сюда вдоль позвоночника, не давая двинуться с места.

Валерка лихорадочно соображал, что делать: пройти мимо, будто он идет на другой этаж (а что потом? опять спускаться мимо страшного незнакомца?), или все-таки рискнуть и попробовать как ни в чем не бывало войти в квартиру, а потом запереться на замок, засов и цепочку и ждать папу. Мужчина, все так же глядя на Валерку, спросил: