Оксана Бутузова - Рассказы

Осуществлению замысла способствовала и безукоризненная репутация Туси – отличницы с примерным поведением, девочки умной и достаточно высокой для того, чтобы отсадить ее отдельно, на самую заднюю парту и заниматься другими детьми, которые вяло и с неохотой тянулись к знаниям. Про художества знал лишь один человек – двоечник Федькин, сидевший слева через проход.

Федькин долго смотрел на Тусину парту, потом на свою, потом на Тусю. Он зауважал эту тихоню-отличницу, а, может, и что-то большее родилось в его второгодной душе…

Но Тусе не было дела до Федькина и его чувств. Она ждала субботника, на котором произойдет чудесное очищение ее парты. Она стала самой грязной, какой смогла стать, чтобы очиститься раз и навсегда. Каждый день Туся носила в портфеле тряпку и мыло, чтобы не пропустить торжественный момент. Вдруг он настанет без объявления. А четверть уже подходила к концу.

– В субботу субботник, – объявила Светлана Михайловна.

Федькин глянул на Тусю встревожено.

До субботы оставалось два дня.

За окнами шел дождь. Он вымывал карниз, но не мог смыть с него ржавчину. И барабанил по стеклу. В доме напротив кошка на подоконнике вылизывала лапы. К вечеру дождь превратился в снег, какой-то грязный, бесформенный, словно на него не хватило воды. На кухне бабушка надраивала плиту в новом переднике.

– Ба, ты мне тряпку выстирай, чтобы чистая была.

– После субботника и выстираю… А ты чего же под форточкой стоишь?

Ночью у Туси начался жар. Она чувствовала, будто ее выжимали изнутри и бредила субботником. Бабушка положила ей на лоб мокрое полотенце, но Тусе стало еще хуже.

Наутро пришел врач, осмотрел и заявил, что недели на две о школе можно забыть. Только лечиться.

– Парта, моя парта, – шептала Туся. – Теперь у всех будут чистые, а она одна грязная.

– Бедная девочка, – утирала слезы передником бабушка. – Нельзя такую нагрузку ребенку в первом же классе.

«Странная девочка», – думала Светлана Михайловна, стоя перед партой в последнем ряду и медленно соображая. Сначала она подумала, что парты переставлены, и это вовсе не Тусина, а второгодника Федькина. Но нет, Федькин был рядом и елозил тряпкой по своей парте, тоже грязной, но не до такой степени.

– Светлана Михайловна, а доску мыть? – к ней подскочила ученица.

– Мыть.

– А Иванов на нее плюнул.

– Тоже мыть, – машинально отозвалась учительница и снова погрузилась в размышления. Исчирканный стол никак не вязался у нее с образом опрятной скромной девочки. «Возможно, ребенок болен. Есть же болезнь, когда руки некуда деть, ими нужно все время что-то делать. Вот ведь и сейчас заболела». Светлана Михайловна корила себя за то, что не проследила за судьбой парты раньше, и теперь на свершившийся факт нужно было правильно отреагировать с педагогической точки зрения.

– Маша, Лена, Валя! – позвала она…

Туся стояла перед своей партой, сияющей гладкой, отдраенной до блеска поверхностью, и не узнавала ее. Но и у одноклассников парты были точно такие. Туся испугалась – теперь откроется ее тайна истинного предназначения грязи.

– Наташа, – строго начала подошедшая к ней учительница. – У тебя была самая грязная парта в классе. Три девочки два часа ее оттирали. Подойди и скажи им спасибо.

Светлана Михайловна, волнуясь, еще что-то говорила на темы гигиены и чистоты, но Туся уже не слушала. Тайна не открылась. Ее лишь немного озадачили подсчеты в человеко-часах. Туся была твердо уверена, что сама справилась бы быстрее и лучше. Однако доказать это она уже никому не сможет.

Федькин как всегда опоздал. Но перед тем как плюхнуться с разбега на свое место, протянул руку к Тусиной парте и положил белый ластик, большой с детскую ладошку. И улыбнулся.

Она хорошо сохранилась для своего преклонного возраста и была похожа на фотографию самой себя в семейном альбоме. Ссохшиеся, но еще сильные загорелые руки проворно накрывали на стол. Сервировка была самая простая – две белые, без рисунка чашки на широких блюдцах, пузатый заварочный чайник с синей окантовкой на крышке и два пирога на большом блюде.

– Угощайтесь, – она придвинула блюдо ко мне и села напротив.

– Вы сами печете?

– Конечно. Специально к вашему приезду… Вот с грибами, а этот с ягодами.

Пироги были совершенно одинаковыми, такие, что, не разрезав, не определишь, какой с чем. Но она как-то определяла, по каким-то только ей понятным признакам. Лаконичность, даже аскетизм быта проявлялись во всем. И по этой веранде с одним столом под белой скатертью, парой стульев и старым буфетом ничего нельзя было сказать конкретного о хозяйке. Пожалуй, только синяя полоска на крышке чайника казалась необязательным допущением. Невинным излишеством.