Кэтрин Данн - Любовь гика

Я пошла к Мальчику-Игольнице, чтобы сказать ему, что между нами все кончено. Капут. Finito . Он сидел, развалившись на своем лежаке из гвоздей, и протыкал себе новые дырки вокруг пупка длинными портновскими булавками. Я присела на корточки рядом с ним и принялась наблюдать, как он двумя пальцами зажимает участок кожи, оттягивает его вверх, прокалывает булавкой и задумчиво вертит ее в ранке, держа за головку – ждет, пока подсохнет кровь.

– Знаешь, Винни, я решила остаться с братом.

Мне было непросто произнести эти слова. Я отвернулась, глядя на девушку из шпагоглотателей, которая развешивала свежевыстиранные гардины в глубине сцены. Детишки подбрасывали вверх предметы и пытались не дать им упасть – учились жонглировать. В магнитофоне играла скрипучая кассета. Кажется, Моцарт. Или что-то похожее.

Я посмотрела на Винни. Он сосредоточенно рассматривал свой исколотый булавками живот. Я пристально вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, огорчился он или нет. Может, вся моя жизнь сосредоточилась в этом мгновении. Я была некрасивой карлицей-горбуньей шестнадцати лет. Мне хватило бы одного его слова… или двух слов: «Не надо». Если бы он произнес эти слова, если бы изменился в лице, если бы в его глазах промелькнула тень боли, я бы не устояла. Боль, которую я в нем искала, стала бы моим оправданием, моим стимулом, моим аварийным выходом в мир за пределами мира Биневски.

Но он улыбнулся в легком недоумении. Его глаза были похожи на усыпанный галькой проток быстрой речки – открытые, яркие и пустые, но готовые быть наполненными.

– Ну, да… конечно, – сказал он. Как будто не представлял для меня иной судьбы.

– Я имею в виду… – Я так сильно нахмурилась, что у меня с носа свалились очки, и свет резанул по моим розовым глазам. – Я имею в виду, навсегда.

Я замолчала, потому что он слез со своей лежанки, утыканной гвоздями, но забыл вытащить из живота большую булавку, и из проколов брызнула кровь, испачкав его джинсы, обрезанные чуть выше колен. Когда он повернулся ко мне спиной и потянулся за рубашкой, я увидела россыпь крошечных красных точек на его аккуратном, изящно изогнутом горбу – следы от острых кончиков гвоздей на его белой коже.

– Да, Оли… Конечно… Да, ты нужна Артуро.

Этот Винни, этот Мальчик-Игольница, был очень добрым. Даже давясь отвращением, он старался не обидеть меня.

И вот тогда я осознала, что механика моей жизни не подчиняется тем законам, что управляли близнецами и мамой, когда она была молодой. Если у меня были месячные, они означали не то, что у Ифи. Если я в кого-то влюблялась, это была совершенно другая любовь, не такая, как любовь Ифи или рыжеволосых девчонок.

Арти сделал все возможное, чтобы я уразумела это с самого начала, но он всегда виделся мне особенным существом, не подвластным банальному человеческому притяжению, что держало всех нас. Винни, горбатый Мальчик-Игольница, очень старался, чтобы я не узнала, что он никогда не питал ко мне тех же чувств, какие я питала к нему. Его доброта выжгла меня изнутри и открыла мне глаза.

Эти глаза видели то же, что прежде. Надевая рубашку через голову, Винни заметил булавку, оставшуюся у него в животе. Он аккуратно вынул булавку, бросил ее в банку со спиртом и приложил ватку с каким-то антисептическим средством к двум крошечным дырочкам над пупком. Потом заправил рубашку в джинсы, забрызганные кровью.

– Тебе повезло, Оли, – сказал он очень серьезно, глядя на меня исподлобья. – У тебя замечательная семья. Моя мама рыдала при одном только взгляде на меня. Ты все правильно делаешь. Надо держаться своих.

Он убрал свой реквизит в сундучок и отодвинул лежак из гвоздей в сторонку. У него были длинные ноги, длиннее моих. Его узкие плечи торчали вверх, почти прижимаясь к крошечным аккуратным ушам, горб выгибался плавной дугой на спине. Я смотрела, как он занимается своими делами, и у меня в груди разливался холод, легкие словно сковало льдом. Я потихоньку ушла, пока он стоял ко мне спиной.

Из дневника Норвала Сандерсона:

Вечером ходили с Арти на представление Мальчика-Игольницы. Сегодня у Арти выходной, и он решил прокатиться по цирку, замаскировавшись. Укрылся по подбородок зеленым пледом. Зеленая вязаная шапочка, темные очки, возможно, одолженные у Оли. Охранник – в гражданском, новообращенных поблизости не наблюдалось. Арти подъехал к моей палатке, молча кивнул, и лишь через минуту я сообразил, что это наш Червь. Он был в восторге, что так ловко меня обдурил.